На ладони Умай
Мать Умай, Мать Огня, как ее еще называют. С этим именем связано столько легенд, сказаний, столько веры и почитания….
Образ Великой Матери появляется на заре человеческого развития и сопровождает нас на протяжении всех эпох. Истоки появления такого высокого и глубокого понятия, как Матерь всего сущего, надо искать в необозримой дали прошлого. Но какие бы нас не разделяли временные расстояния, Ее имена, коих неисчислимое множество, продолжают звучать, волновать и радовать. Среди таких имен особым образом для нашей алтайской древней земли выделяется имя Умай Энэ.
Фрагмент из молитвенного обращения записанного замечательным собирателем фольклора сибирских тюрков Николаем Федоровичем Катановым:
«Пусть, о люди с великого Неба вам луна ясноликая светит!
Пусть, о люди с пречистого Неба вам сияет предвечное солнце!
Мать Умай!
Мать Огня, что теплом одаряешь,
днем и ночью о нас ты печешься
охраняешь от всяких напастей!
Призывая луну на подмогу,
Я из чаши кормлю тебя нынче
Молоком от священной коровы!
Чистотой твои руки сверкают, словно руки невинной девицы!
Обратиться к тебе можно в каждый светлый день – к людям приветлива Ты!» (1)
Умай, Умайя, Ымай, Май – олицетворение материнства, жизнестойкости, плодородия и доброты.
Именно, так и звали – добрая Умай, справедливая Умай, милосердная Умай. К имени Умай добавляется Энэ – что означает мать.
Умай покровительница всей жизни на земле, особенно внимательно она оберегает души младенцев и те души, которые уже покидают наш мир. Она же выступает в тюркском пантеоне как божественная супруга правителя Верхнего мира – Великого Тенгри, которого еще называли просто — Вечно синее небо. Тенгри распоряжается всем, что происходит и, прежде всего, он предопределяет судьбы людей, а рождением и смертью живых существ ведает Умай. В Умай Энэ заключена вся сила Тенгри (в индуизме её назвали бы Шакти Тенгри).
Проявление этой божественной четы прослеживается к примеру в алтайской легенде о сотворении пяти стихий. Запускает в мир свою стрелу Отец Тенгри. Она проникает от Тенгри в его жену Умай. В стреле Тенгри заключены пять стихийных душ: Огня — человека душа — Сюр, Воды — рыбы душа — Тёсь, Воздуха — птицы душа — Бось Земли — оленя душа — Кут, Эфира — всевидящее око — душа Айы. Так сотворили Умай и Тенгри пять стихий.
Умай и Тенгри увековечены в знаменитых тюркских рунических надписях и граффити.
На одном из камней (он датирован 7-8 вв.), в связи с описанием удачного военного похода, выбито: «Небо (это сам Тенгри), богиня Умай и священная Родина (Йер-Суб) — вот они даровали нам победу». (2)
Здесь выводится триединая основа всей кочевой этики — Мать, Отец, Родина. Тенгри устанавливает законы и управляет родиной, Умай сохраняет и оберегает всё сущее в ней. Священная родина Йер-Суб является полем их владения и проявления, потому и она и священная. Умай часто изображается с луком и золотой стрелой.
Она покровительница воинов защитников родины. Она же олицетворяет на земном плане супругу кагана (хана), почитаемую — госпожу катын (ханум) в другой транскрипции.
По сию пору Умай Энэ считается покровительницей детей. Почтение к Умай можно проследить на примере сохранившихся верований и традиций тюркоязычных народов. Кумандинцы считали, что Умай-энэ бережет детей от болезней.
Телеуты представляли Май-энэзи в виде молодой женщины с серебряными волосами, которая спускалась с небес по радуге и охраняла детей с помощью стрелы и золотого лука. Для шорцев Умай – дух хранитель рожденных младенцев и принимающий души умерших.
Символические изображения, посвященные шорской Май-иче— маленький лук с деревянной стрелой, вешались над колыбелью новорожденного.
У огузов Умай была – дух покровитель согревающий младенцев во чреве матери. Для казахов Май-энези дарует богатый урожай и приплод скота. С утверждением ислама Умай у киргизов отождествилась с Фатимой сохраняя при этом свои черты.
У хакасов после рождения ребенка на седьмой лунный день семья проводит праздник, который так и называется «день доброй Умай» «ымай тойы». Так же в честь Умай в левом углу аила подвешивали вместе с другими изображениями куколку, сшитую из синей материи, которую кормили кашицей, если ребёнок заболевал.
Под её особой защитой находились новорождённые. Те или иные состояния детей связывались с действиями Умай. Если ребёнок улыбается во сне, это значит, что с ним разговаривает Умай, если плачет, значит его пугают злые духи, а Умай на время отлучилась. Болезнь ребёнка — это верный признак отсутствия Умай.
Несомненно образ Умай Энэ уходит корнями в глубину веков, во времена почитания Великой Матери, как прародительницы всего сущего. Умай генетически связана с почитаемой скифами богиней огненного (золотого) цвета Табити. Интересно, что в древнейшем ведическом тексте «Кена-Упанишада» упоминается великая Ума супруга Рудры, «…та, кто золотого цвета».
Так же прослеживается связь Умай с иранской мифологической птицей Хумай, которая бросая на человека свою тень, делает его счастливым. Надо сказать, что зооморфный символ Богини Матери, который можно встретить на изображениях особенно скифского алтайского периода, это белая птица, как правило лебедь или утка. Причем птица могла не только дополнять изображение божественной матери, но в некоторых случаях полностью ее замещать. Что любопытно, как правило, птица не участвовала в традиционных для звериного стиля сценах терзания, а изображалась самостоятельно. Примеров тому достаточно, и войлочные скульптуры лебедей из Пазырыкских погребений, и деревянные птицы на головном уборе укокской жрицы, и лебеди на бляхе из Катандинского кургана.
Если мы коснулись символов Умай, таких как белая птица, то нельзя обойти вниманием замечательный и очень любимый на Алтае предмет, как белая ракушка каури.
Особым знаковым предметом в культе Умай является именно раковина, в частности раковина моллюска называемая каури.
И здесь прослеживается связь Умай Энэ с древне японской богиней матерью Умуги – Химэ «девой-моллюском» живущей по легенде в морской раковине каури. Эта маленькая раковина являлась символическим предметом связанным с почитанием как Умай Энэ так и и Умуги- Химэ.
Эти раковины использовались в качестве женских оберегов на протяжении всех исторических периодов на Алтае и не только на Алтае. В качестве примера можно привести дошедший до наших дней алтайский обычай вплетать ракушки каури в косы или нашивать в накосники – шанкы.
По сию пору во многих алтайских семьях хранят раковины каури, которые украшали косы прабабушек. Считается, что в такой раковине живет плодородная сила. На Руси эту раковину называли змеиная головка или ужовка. Змея хтонический символ женского начала.
Традиция использовать каури в качестве знаков плодородия уходит корнями к древнейшему почитанию скифской Змееногой Богини. Как тут не вспомнить уже упомянутую предшественницу Умай, скифскую Табити, которую еще называли змееногой и золотой матерью, чье имя трактуется как «согревающая» или «пламенная».
Причем огонь надо рассматривать здесь во всех аспектах, от традиционного домашнего очага до высшей формы огня небесного. Это согласуется с общим для индоиранских народов представлении об огне как трехмерной стихии и универсальном первовеществе.
У скифских царей существовал обряд символического бракосочетания с Табити, который подтверждал сакральный характер их власти. Царь в праздничном облачении (как правило, это особый плащ – накидка) верхом на жеребце подъезжал к представительницы Табити на земле, царице или верховной жрице, сидящей на возвышенном месте с ветвью или золотой чашей в руке и давал ей клятвенные обещания касательные своего статуса и своих обязательств.
Это так же называлось клятвой перед огнем, то есть образ богини и образ огня сливались воедино. Огню приписывались очистительные свойства и произнесенные перед ним слова обладали особой силой. Этот обряд запечатлен на многих прикладных предметах, в том числе найденных в ходе археологических раскопок на Алтае. В качестве яркого примера можно привести войлочный ковер с очень выразительной аппликацией именно этого действа — предстояния вождя перед богиней с ветвью в руке.
Религиозные представления древних воинов и охотников основывались на непрестанном взаимодействии с силами Природы. Главной движущей силой Природы повелевающая стихиями, несомненно, являлась именно Мать.
Антропологи и археологи высказывают вполне обоснованные предположения, что именно предгорья Центральной Азии, стали первым местом обитания древнейших людей.
Не стоит забывать, что антропологический облик населения Южной Сибири эпохи бронзы и раннего железа соответствовал европеоидному типу. Палеоевропеоидами были представители афанасьевской археологической культуры (III – начало II тыс. до н.э.), европеоидным было население тахарской культуры (VIII – III вв. до н.э.) и скифское население пазырыкской культуры (VII – II вв. до н.э.).
С течением времени, народными переселениями и этническими расстановками на Алтае, менялся антропологический облик населения и пламенная «царица скифов» передала бразды правления и свои характерные черты тюркской Умай Энэ.
Безусловно, что в скифский пантеон Табити попала из гораздо более ранних периодов истории. И само ее имя претерпело много наслоений. Судя по Кена Упанишадам (помните, «Ума, та что золотого цвета»), сохраненное тюрками имя Умай, имеет более древнее происхождение.
Заглянуть внимательно в зарождение почитания огненной Матери невероятно интересно, но это сейчас выйдет за рамки нашего повествования.
Вернемся к алтайской Умай и проследим ее особую связь с Уймонской долиной.
На многие километры простирается Уймонская долина или как ее еще называют степь, образуя практически ровную для горной местности плоскость между Теректинским и Катунским хребтами. Катунь, берущая свое начало от самой высокой и особо чтимой вершины Сибири — Белухи, впервые именно в этой долине чувствует себя вольно и свободно.
Уймонская долина самая первая по пути Катуни от Белухи плодородная и обширная местность на высоте одного километра над уровнем мирового океана. Здесь впервые после горных ущелий и теснин, Катунь объединённая с небесно- синей рекой Коксой (кёок синий суу водой) начинает, растекаться образуя в большом количестве русла и протоки.
Именно такие долины, где у реки появляется возможность принять, как бы образ гигантской змеи почитались как места, обладающие особой материнской силой. Как Катунь становится змееподобной, можно хорошо увидеть с панорамных южных склонов Теректинского хребта. И именно на этих склонах в нашей долине сохранилась многокилометровые цепочки курганов пазырыкского, гуннского и других периодов, когда, как мы помним, особо почиталась змееногая богиня мать.
Ханум, Катын это тюркское почтительное обращение к царственной госпоже. Каан подобен обликом Тенгри – Верховному Владыке, а его супруга, царица мать Катун это отражение Умай. Для нашего повествования этот момент, что Катунь являет собой ипостась Умай Энэ, представляет особый интерес.

Река Катунь в Уймонской долине. Фото: Игорь Хайтман
Долина, где госпожа Катунь — отражение Умай, принимает облик древней змееногой богини, где земной подол долины встречается с небесными вершинами, такая местность не могла не обратить на себя внимание наших предков. Вспомним зооморфные символы глубины и высоты матери Умай, как змеи и птицы. Именно здесь, в Уймонской степи, где поток Катуни устремляется на восток, впервые после своего истока госпожа Катунь как бы снова «видит» трехглавую Белуху. Катунь отражение Умай встречается со своей небесной ипостасью — Белухой. И случайно ли эта древняя земля Умай зовется Уймонской долиной.
Но посмотрим на эту версию через призму исследования. По материалам топонимического словаря Горного Алтая (3) Уймон или Оймон имеет несколько вариантов перевода: десять мудростей и шея коровы (в некоторых случаях коровье вымя или кишка). Мы сейчас не будем останавливаться на первом варианте (десять мудростей), так как уже есть замечательные исследования по этой теме. Приглядимся внимательнее к упоминанию о корове. Некоторые исследователи объясняют такое несколько странное на первый взгляд название тем, что вероятно это связано с вытянутыми очертаниями долины.
Однако, кроме вытянутых очертаний, можно ли не учитывать всего того комплекса сочетаний, который приводились выше. Первая после узких ущелий широкая плодородная долина Катуни, где впервые в доступной видимости открывается ее исток — гора Белуха. Первое слияние с крупной рекой Коксой, а так же сакральное змеевидное движение Катуни на восток, между двумя крупнейшими горными хребтами. Вытянутая форма долины подобна стреле устремленной к востоку.

Закатные краски Уймонской долины Фото: Игорь Хайтман
В обращении к Умай Энэ были такие слова: «…я из чаши кормлю тебя нынче молоком от священной коровы…» Сила великих образов в их многогранности. Корова — олицетворение материнского начала, молоко символ ее внутренней чистоты. Корова отображает светлую силу природы именно в ее материнском аспекте. На алтайском языке «уй» — корова.
Одна из самых архаичных корневых основ «ма» заложена в основание имени Умай. В алтайской языковой группе слово «умай» служило во многих случаях для обозначения чрева матери (матки), а так же и чрева или утробы коровы. Связь матери и молочной коровы очевидна и несомненна. Тогда как обозначения внутренностей или отдельных частей коровы (шея, кишка), явились более поздними наслоениями. Сохраняя свое бытовое значение, тем не менее, они уводили все дальше от первоначального смыслового содержания.
Отсюда и возникли различные наложения на изначальную корневую основу. Корова, будучи одним из значительных зооморфных символов Богини Матери — Высшей силы Природы, являлась так же ее символическим замещением. Для примера в «Риг-веде» молочная корова олицетворяла изобилие, чистоту и лучи света.
В этом случае реконструкция значения Уймонской долины, как материнской, молочной земли Умай, нельзя лучше подходит как к ее географическому положению, так смысловому значению самого понятия Умай. Оно так же не входит в противоречие с топонимическими данными о корневой тюркской основе, но лишь углубляет ее составляющую.
В качестве примера топонимических данных и углубления корневой основы можно привести название Усть-Кокса. Это русская калька с алтайского Кок суу оозы — устье синей реки. Вспомним, что синий цвет у алтайских народов относится к категории священных, наряду с белым и золотым. Во многих случаях синий цвет заменяет понятие неба и отца Тенгри, так же как белый цвет чистоты и матери, а золотой – огненности, их объединяющей.
Кстати сказать, это касается и названия Укок, где использован тот же корень кок – небесный, синий. Следовательно, в этом случае синий будет не столько цветовым обозначением, сколько смысловым. В случае с Кок суу мы имеем не просто цвет воды, а делаем ударение на небесную воду, углубляя смысловую составляющую, вернее сказать, как и в случае с коровой и Умай снимаем позднейшие наслоения с первоначального смысла.
В этой связи особенно привлекает внимание название высочайшей горы Сибири – Белухи (4.509 м по новым данным). Считается, что название горы возникло в русской среде, и имеет отношение к снежному покрову. Снежные хребты Катуни — Белки, а самая высокая — Белуха. Но это опять, же замечательный пример, когда очевидные наслоения, сохраняя корневую основу, закрыли при этом первоначальный смысл названия Горы.
Надо отметить, что термин «бел» знаком всем диалектам алтайского языка. Но алтайский термин «бел» неприложим к высочайшей вершине горной системы, и значит необходимо “копать” пласты языков дотюркской эпохи истории Алтая. Тем более, что в последние десятилетия в топонимике Южной Сибири все больше выявляются индоевропейские топонимические элементы.

Гора Белуха, вид из Уймонской долины со стороны Теректинского хребта. Фото: Татьяна Черенкова
Вполне резонно исследовать основу бел — при помощи словарей языков индоевропейской семьи. Индоевропейское bhel означает «белый», «блестеть» и «голова». К индоевропейскому bhel — блестеть (в древнеиндийском варианте bhala) восходит фригийское balin (царь), далее balin развивается в basileus — василеус– греческий царский титул, как мы знаем, попавший из Византии на Русь. (4)
Таким образом, мы видим, что в русском названии Белухи заложена индоиранская основа «бел» — которая сохранилась благодаря тому, что русский язык принадлежит индоевропейской семье языков, но при этом оказалась переосмыслена его древняя основа в качестве русского прилагательного «белый».
Для нас представляет интерес то, что тюркское название реки Катунь, берущей начало с ледников Белухи, и первая половина алтайского названия этой горы – Кадын-Бажи — имеют одно и то же значение «госпожа», которое, возможно, было калькой более древнего индоевропейского топонима bhel (голова или госпожа в смысле главенства).
Таким образом, индоевропейская основа бел-, которую мы находим в современном орониме “Белуха”, содержит значения царского главенства и одновременно цветовой эпитет «белый», усиливаемый действием глагольной формы «блестеть». При этом белый цвет выступает как философская субстанция, равнозначная понятиям «свет и добро».
Средневековый алтайский эпос «Маадай-Кара» содержит, по меньшей мере, три варианта названия Белухи. Одно из них, как мы уже увидели это Кадын-Бажи — голова Катуни. Звучит очень красиво и точно. Гора становится рекой, продолжая себя в Катуни.
Самое знаменитое название Юч Сюмер — трехглавая вершина мира. Здесь прослеживается явная связь с легендарной горой Меру. Ведь именно с Алтаем связаны истоки индоиранской мифологии, помещавшей в центре мироздания горы Меру. Мифологию индоиранцев унаследовало большинство индоевропейских и тюркских народов, в том числе скифы с их Белым островом благоденствия, упомянутым древнегреческим поэтом Алкеем.
По мнению известного историка и археолога Рамиля Бакировича Исмагилова, в Северной Евразии имеется единственный район, безупречно соответствующий всему комплексу параметров священных гор и водоемов арийцев и скифов. И он находится на стыке Южной Сибири и Центральной Азии.
Почитание Великой Матери в облике доброй и милосердной Умай Энэ хотя и скрывается в необозримой глубине эпох, тем не менее сегодня обретает совершенно новое и современное звучание.
В Уймонской долине естественным образом соединяется трехмерность ее образов. Широкая пойма Катуни, образующая впервые от своих истоков крупную плодородную долину, древнюю как змееногая богиня, изменчивую, как сама жизнь названа в знак почтения землей Умай Энэ.
Уймонская долина — ладонь Матери Умай.
Умай -Энэ снисходит от вершины священной Белухи на землю в виде полноводной госпожи Катуни.
Катунь — земное отражение небесной Умай.
Милосердная Умай с золотой стрелой справедливости, Мудрый Тенгри хранитель законов, и их пламенная любовь, наша родина — Алтай.
Основа, столб, священная коновязь, поднимающая наши мысли и чувства высоко к синему небу, но вместе с тем и опускающая наши глаза к своей любимой и родной земле.
Лежащей на ладонях Матери Умай — Энэ.
Ссылки в тексте:
1. Н. Ф. Катанов доктор языкознания. Шаманские песнопения сибирских тюрков. Записи 1878-1892 годов. Поэтические переводы Анатолия Преловского с. 48-49 «Лит-Экспресс» М.:1996
2. Строчка из известных древнетюркских рунических надписей на каменных стелах, поставленных в честь Бильге-кагана и его брата, полководца Кюльтегина, на берегу реки Кокшин-Орхон в Северной Монголии.
3. О. Т. Молчанова Топонимический словарь Горного Алтая. Под редакцией А.Т. Тыбыковой. Кафедра алтайского языка и литературы Горно-Алтайск 1979г.
4. А. Худоражев, исторический факультет Ростовского государственного университета «Истоки» №3, 26 ноября 2002 г. Опубликован на http://altai-guide.narod.ru
На превью фото: Светлана Казина
Еще об образе Умай — Энэ можно посмотреть здесь
Авторское исследование Пазырыкского ковра и его символов тут
Всем любознательной радости!
Марианна Яцышина
[…] На дорогах колыбели цивилизаций мирно пасутся коровы, а машины и тракторы неспешно их объезжают. Один из переводов Уймона — шея коровы. Сине-зеленой лентой вьётся река Катунь, спускаясь с ледяных высот Белухи. Будто небесная корова вскармливает своими водами широкую и плодородную Уймонскую долину. О ней подробнее почитайте здесь. […]
[…] А о ковре Умай Энэ можно узнать вот здесь […]
[…] О Праматери Умай-Энэ и ее символах здесь […]
[…] Подробнее пишу об Умай-Энэ тут […]
[…] Посмотрите еще об Уймонской долине здесь и здесь […]
[…] Посмотрите о легендах и былях Уймонской долины здесь […]
Это чудо Божественное