Этот вечер купается в дожде

Дождь рисует на окнах холмы

Потерять бы свои ключи

Чтоб всю ночь стоять под дождём.

 

 

              С самого утра подул порывистый ветер разнося в клочья плотные облака. Прождав до условленного времени, я начинаю спускаться в лагерь, где дежурят горные спасатели. По дороге в фонарике умирает батарейка.

Последний отрезок иду не разбирая тропы.

В полевой кухне за столом несколько силуэтов, пахнет сыростью, табаком, тусклый свет.

— Там человек с вершины не спустился.

— В одиночку ходил, когда вышел на восхождение?

— Позавчера, да, один. Он попросил прийти к вам если не вернётся сегодня в условленное время.

— Сейчас в журнале посмотрю, должен быть отмечен у нас. Фамилия какая?

— Не успела спросить.

— Вы ему кем приходитесь-то?

Ответить нечего. Хватаю воздух.

Хочу стать ледяной как эта гора.

***

Мы с Васьком — две хищные рыбы в тесной банке, злобно вращаем глазами при виде друг друга. Я перестала верить, что мы когда-нибудь привьёмся (его словечко) будто та дичка с культуркой на кривой яблоне под окном. Я оказалась черёмухой. Или бояркой.

«Какая-то дёрганная, нервная ты вся» — с укором глядит на меня Васькина бабушка. Она его воспитала, вложила все силы, вон какой молодец вырос, помощник.

До сих пор ощущаю на затылке её колючий упрёк.  И готова уже поверить, что это я, а не её безупречный внучок, курю гашиш, шатаюсь втихушку по вечерам то с белобрысой Галкой, то с дочкой продавщицы, никому ничего не должна, не обязана, а работают пусть дураки.

Как лето началось, я на чердак перебралась, устроила себе кубло на прошлогодней соломе, накидала сверху подушек, даже цветастый матрас от злости умудрилась туда затолкать. Подолгу оттуда смотрю как исчезает в сумерках усыпанный жёлтой льнянкой покос, бледнеет молодой зарастающий сад, ныряют в темноту соседские крыши освобождая место над горизонтом летним созвездиям.

Мы с Васьком прошлым летом дом построили. Его бабка и мой отец с деньгами помогли.  Сначала был такой миленький, да ладненький домик, а потом стал громоздким, как чемодан с тряпьём.

Как его теперь делить.

***

Вечером услышала по радио, грандиозная комета Шумейкера-Леви влетает в атмосферу Юпитера. Спала беспокойно, мерещилось, что вот-вот полетят на меня обломки то ли шальной кометы, то ли гигантской планеты. Ветер разгулялся, согнал над долиной грозовые тучи, раскачивал столбы с проводами, пытался расшатывать гвозди, наспех прибитые Васьком на волнистый шифер.

Утром подорвалась с мыслью, что самое время отправится на встречу с Белухой. Не зря я её с чердака каждый день разглядывала.  Если по прямой, то до неё километров семьдесят.

Хотя в горах прямых путей не бывает.

***

«Ты в своём уме, там же медведи, волки, мужики пьяные, чабаны, охотники».

«Ты же в горах живёшь, зачем ещё туда ходить, вон на море лучше поезжай, отдохни».

«У тебя ни рюкзака, ни спальника, ни палатки. Дождевика даже нет. Тебя кто потом искать будет?»

«Ты что, одна собралась, неужели так сложно компанию найти?»

***

Пошла покупать себе обувь. Базар сплошь уставлен клетчатыми сумками. Подобие кроссовок нашла, тряпочные и на два размера больше. Там же купила пару метров целлофана, таким Васькина бабушка огуречные грядки накрывает.

С продуктами не густо. Пшёнка, бульонные кубики, немного сала и печенье на развес. Зашла по дороге к знакомым художникам, у них на веранде без дела валялся брезентовый вещмешок и тонкое армейское одеяло.

Карта — клочок бумаги, сосед нарисовал карандашом примерное направление, говорит «ходил раз туда, когда молодой был, на конях».

Как в отрытый космос собираюсь.

***

«Девушка, вы куда, там дальше стоянок долго не будет, подходите, не стесняйтесь, тут место под палатку есть, присоединяйтесь, чаю вам нальём, можем и что покрепче».

Весело подпрыгивает костёр, возбуждённый смех, небольшая компания под широкой берёзой. Меня хватает только на «добрый вечер и спасибо». Места на поляне и правда много, скидываю со спины свой вещмешок, ловлю их с любопытные взгляды, да по фиг, сама знаю, что видок у меня так себе туристический. Это они еще мой «спальник» не видели.

Сооружаю себе нехитрую ночевку, раскладываю целлофан, заворачиваюсь в куцее армейское одеяло. Моим соседям охота поболтать, в кружках дымится чай, деловито шуршат конфетные обёртки. По этим ребятам не видно, чтобы они устали смертельно, как я сегодня. Шла под дождём через перевал, то и дело останавливалась, рыдала как ненормальная, благо никого вокруг.

— А вы откуда такая?

— В смысле вы про мою экипировку? Местная я. А вы?

— Питер, Кемерово, Балаково, короче отовсюду. Мы все врачи, каждый год выбираемся в горы. А вас, наверное, тоже компания наверху ждёт?

Отличная мысль, сразу подхватываю, что-то сочиняю про друзей.

Которые меня где-то ждут.

***

Всю ночь трясло от холода. Целлофан не спас, про тонкое одеяло нечего говорить. Силюсь улыбнуться утром соседям, те бодро предлагают идти до озера с ними.

«К вечеру доберемся, там наш коллега доктором работает в альплагере, он в горах как дома, всё подскажет, поможет если нужно».

Зачем-то быстро соглашаюсь. Зарядил дождь, куском целлофана пытаюсь закрыть брезентовый рюкзак, надо до вечера сохранить хоть какие-то вещи сухими.

Темп как у лосей, я не поспеваю, но они честно меня ждут.

Мне кажется, что я сейчас здесь умру.

***

К озеру похожему на китайское блюдо из мутно-белого нефрита добралась только к сумеркам. В воде волнуется отражение Белухи, усиливается дождь, от усталости нет никаких мыслей, главное не расшибиться сейчас о мокрые камни.

Иду вдоль берега, вижу палатки, много палаток. А вот и обещанный доктор, о нём уже наслышана. Широкоплечий, грузный мужчина, под курткой тельняшка, острый взгляд.

Здороваемся, проходим в просторную полевую кухню. Сколько сухого места под крышей, все уже видно поели и разошлись по палаткам, можно переодеться и упасть в уголок, успеваю подумать я. Пытаюсь развязать шнурки, прилипшие к тряпочным кроссовкам.

Мои случайные попутчики виновато притихли. Стали похожи на хулиганов в кабинете директора школы.

Вчера показалось, что они постарше.

***

Надо мной угрожающе навис раздраженный доктор.

«Этих-то я знаю, а тебя что-то не припомню».

«Вот встретила ваших коллег на тропе, они пригласили в лагерь, можно мне под навесом у вас переночевать, вещи подсушу, а завтра пойду дальше. Вы против?».

«Завтра, говоришь? Знаю я эти ваши «завтра», проситесь переночевать, а потом неделю на шее сидите, что вы тут забыли вообще, зачем прётесь, ни экипировки, ни подготовки, смотреть тошно, горы с вами шутки шутить не будут».

Я медленно развязываю шнурки на абсолютно промокших кроссовках и пытаюсь не разреветься. Главное не смотреть ему в глаза. В итоге хватаю свой отсыревший от нескончаемого дождя рюкзак и выскакиваю из шатра.

Очень быстро темнеет.

***

Нельзя останавливаться и нужно постоянно смотреть под ноги, на скользких камнях упасть нечего делать. Нескончаемый дождь притупляет все ощущения кроме мыслей о костре. Надо идти пока вижу под ногами тропу и ближние силуэты деревьев.

Мне хочется замереть, и чтобы вместо пота и холода в тело по всем клеткам проник исцеляющий жар костра. И чтобы руки согревала кружка со сладким чаем, а ложка уже потонула в каше на топлёном масле. И весь запас теплой одежды из рюкзака уже был надет, а ноги грелись в просторных резиновых сапогах. Которых у меня нет.

Прямо под ноги выскакивает белоснежный кот, деловито направляясь куда-то в мокрые заросли.

Я сейчас меньше бы удивилась медведю или косуле.

***

«Вы не заблудились? Идите к нашему костру». Невысокая женщина в плотном дождевике сочувственно смотрит на меня. Рядом сидит мужчина, укладывает ветки в костёр, огонь недовольно шипит, но разгорается сильнее.

«Я Саша, а это мой муж, Саша, мы из Новосиба. Вам есть во что переодеться? Залезайте в нашу палатку, переодевайтесь, а потом поешьте, у нас еды полно, вот кота с метеостанции еще прикормили, только мы завтра спускаемся, а он к нам уже привык».

Наглый белый котяра уселся мне на колени. Тепло.

Саша убедила, что целлофан и одеяло от ночной сырости меня не спасёт. Тысячу раз она оказалась права, что уговорила переночевать с ними в палатке. Я проснулась с ощущением, что всю ночь провела в колыбели. Тент нежно покачивал ветер, я чувствовала тёплое живое присутствие рядом.

Неужели возможно путешествовать вот так вместе.

Прощаюсь с Сашами, обнимаемся. «Можно я сохраню вас в памяти как идеальную пару?». Они переглядываются.

Распогодилось.

У меня опять впереди неизвестность.

***

Меня обгоняет взъерошенный светловолосый парень с огроменным рюкзаком, прихрамывает, что-то напевает. Останавливается, здороваемся будто старые знакомые и уже обсуждаем вчерашний дождь, лепёшки которыми торгуют на метеостанции, столкновение с Юпитером кометы Шумейкера-Леви.

Это Яцек, он разговаривает на смеси польского, русского, а напевает что-то кажется на иврите. Он альпинист, идёт к базовому лагерю, следующей ночью у него запланировано второе восхождение. Неделю назад спустился оттуда, ходил в связке с приятелем. Теперь решил повторить восхождение, теперь один.

Боже, как они это вообще делают?

Болтаем про его приятеля, который страшно хочет курить, но у метеорологов даже отсыревшая папироса стоит как хорошая кубинская сигара.

Замечаю, что в присутствии Яцека всё делается каким-то безмятежным и танцующим.

Неожиданно он протягивает мне медальон.

— Захотелось тебе подаровать. Привёз килька таких, специально. Даровать кому мне захочется. Из костёла Матки Боскей Ченстоховскей. Там обок мой монастырь. Что, я не успел поведать, что монах?

— Ничего себе. Наша встреча точно не была запланирована?

Договариваемся еще встретиться. Яцек беззаботно машет руками будто птица.

«Удачного восхождения!».

***

Между утром и вечером мало событий в горах. Отсвет, деталь, отражение, цветок у скального выступа. Берег озера делает легкий изгиб, тропа почти касается воды. Волны шелковистыми лентами обнимают камни. Вздрагивает у берега лодка.

Оставляю следы на серебристой смеси песка и глины Ак-Кема. Невесомой кажется гигантская горная вертикаль. Она переходит в строгий рисунок вершин.

Белуха.

Молчу. Смотрю. Плачу.

***

Доктор стережёт невидимую заставу. Он любит эту гору, как будто родился у ее подножия, а сейчас работает здесь, на переправе. Нет, не через реку, тут переправа через границу. Только не надо путать его с пограничником. Его граница пролегает исключительно между мирами.

«Чего ты убежала-то в ночь тогда? Я собрался было идти тебя искать, возвращать в лагерь. Но мне ребята сказали, что ты местная, ну ладно тогда думаю, не пропадёт».

«Как рассветёт мужики выйдут за ним, нам тут трупы на горе не нужны. Не хрен было лезть второй раз. Гора раз позвала, пошёл, поклонился и всё, сиди смирно, не суйся туда больше. Ну и распевал бы дальше свои песни. Он после первого восхождения связку потянул, ходил потом хромал. Тот ещё монах. Здесь куда ни плюнь, кругом чудики сплошные. Да не волнуйся так за него, если не убился, а только поломался, дык починим, не в первой»

Доктор выпил и сделался разговорчив. Я сидела напротив, смотрела в темноту и ждала утро.

Солнце долго не хотело появляться над ущельем.

***

Мы осторожно идём по скользим камням. Яцек с трудом поднимает ногу, старается лишний раз не коснуться земли. Поёт молитвы на польском, иврите, латыни.

Оборачиваюсь. Его лицо почти светиться в каком-то священном экстазе. Молитвы звучат всё отчетливее, голос сильнее. Уже не понимаю, кто он вообще, этот Яцек.

Улыбаюсь от нереальной смеси страха и счастья, помноженной на высокое ультрамариновое небо над нашими головами.

***

Нескончаемые дожди. В походе всё, что облегчает жизнь ощущается как запредельная мечта и роскошь. Тёплый спальник, запас сухих вещей, непромокаемая обувь, тарелка горячего супа.

Яцек по-рыцарски предлагает спать по очереди в его крутой одноместной палатке. Я упрямо сушу вещи у костра и уверяю, что мой привычный кусок целлофана и армейское одеяло ничуть не хуже.

«И вообще, какой ты, Яцек, после этого монах».

Яцек шутку не оценил и взялся объяснять, сопровождая цитатами, что для него все братья и сёстры, тем более в горах. Только григорианского хорала не хватало для полноты картины.

Уходя спать попросил разбудить часа через три, строго сказал, что будем попеременно спать в его палатке. Я укладываюсь под кедром между узловатых смолистых корней с намерением уснуть до того пока не начну замерзать.

Просыпаюсь, Яцек расталкивает меня. Сердито что-то шипит по-польски, машет в сторону своей палатки, показывает на часы.

Без сопротивлений уступаю ему место в корнях неподалёку от потухшего костра. Через пару мгновений я блаженно погружаюсь в его пуховый спальник, который пахнет потом, карамелью, Маткой Боской Честоховской и невообразимо далёкой Польшей.

Утром подскакиваю, какие там три часа, похоже проспала все шесть. Яцек с охапкой сырых веток прошагал возле палатки.

Дождь не затихает.

***

Крупа закончилась, осталось немного соли и отсыревший спичечный коробок. На жимолости и сыроежках мы далеко не уйдём.

Нас до последнего выручал мой нехитрый запас — пшено и бульонные кубики, которые я ещё и не хотела покупать, «на кой мне эта химия в горах».

Яцек уверяет, что вкуснее не ел ничего, даже когда его накрыл страшный буран на Аннапурне и шерпы спасали его масалой с горячими чапати.

Его приятель ушёл вниз еще накануне второго восхождения. Они изначально не планировали так надолго задерживаться. Яцек остался, но силы и запасы на обратный путь не рассчитал.

 

***

Практичные всё-таки люди, эти альпинисты. Неподалёку от ближайшей деревни они спрятали с лесу продуктовый схрон. Там запасов хватило бы еще на два похода.

Расположились на тихой полянке между пихт и елей. Как заправские бродяги, развесили на ветках мокрые вещи, вытащили всё что было в рюкзаках на просушку, пьём чай с халвой, блаженствуем, решаем, что будем варить на ужин. И даже дождь успокоился.

Оказывается, я умею быть всем довольна.  Мне больше не холодно спать на земле, мне хватает армейского одеяла и куска целлофана от дождя, мне никуда не долго и почти ничего не страшно. У меня теперь есть медальон, который подарил Яцек.

Засыпая, чувствую его на ладони.

***

Не успев занырнуть в сон вздрагиваю от хруста веток и конского топота. По облитой мутным лунным соком поляне мечутся кони. Слышно странное приглушенное гиканье. Похоже на военные действия или кадры из вестерна.

Палатку Яцека окружило несколько всадников, они лихо соскальзывают с сёдел почти до самой земли, хватая всё, что попадается им под руку. А попадается им под руку всё, потому что мы на ночь ничего в палатку не убрали, после ужина разбрелись и вырубились.

Всадники исчезают. Между пихтовых веток продолжает поблёскивать быстрая как счастье река. Полнолуние щедро освещает горы, поляну, медленно угасающий костёр.  Встаю, иду сначала к костру и зачем-то протягиваю руки к остывающим углям.

Словно это дальние спасительные маяки.

***

Яцек раскачивается как под гипнозом, смотрит в точку.

— Як то може быть? Окрасть спящего, плецак сушился у палатки, там в кешени все документы, билеты, пашпорт… Як так можна? Где теперь что шукать?

— Яцек, надо рассвета дождаться, сейчас нельзя идти в деревню выяснять. Они спирт или водку наверняка искали, им твои кошки и веревки, да и документы не нужны. Мой рюкзак тоже у дерева стоял, его не заметили, а у тебя яркий, большой. Пожалуйста, успокойся, надо утра дождаться, постой я тебе сейчас куртку свою принесу, тебя колотит.

Он кивает и продолжает раскачиваться. Потом быстро хватает куртку, решительно встаёт.

— Да подожди говорю, или я с тобой пойду.

— Не, я сам, ты здесь на меня чекай. Малая деревня, добрые люди подповедают.

Я остаюсь представлять, как он проходит сейчас мимо сонных деревенских дворов, где женщины только выходят доить коров. Представлять лихих парней, которые наверняка уже вырубились после своих ночных похождений. Представлять, как польский паспорт валяется где-то на траве, и любопытные телята обязательно попробуют его пожевать.

***

Вернулся Яцек. Долго пил чай, смотрел на костёр, не заметил, как доел всё печенье. Рассказал, как спрашивал у всех где живёт самый шановный пан. Ему показали дом, самым уважаемым оказался дед, который вчера уехал на покос. Зато хозяйка быстро поняла в чем дело.

За стол его пригласила, давай чаем угощать, беседовать, как тяжело они жили раньше, а теперь ещё труднее стало, потому что каждый теперь сам за себя. Потом пришла еще женщина, с ней детей набежало. Кто-то его рюкзак принёс, там всё на месте, паспорт, деньги, только карабины сняли, верёвку вытащили из наружного кармана.  Остальные вещи, сказали, потом донесут.

«Это мои племянники ночью к вам прискакали. Одного на днях в армию забирают, а у другого дочка родилась, жена на сохранении лежала, в городе, в больнице. Сейчас проспятся маленько. Да они всё вернут».

***

— Ты приедешь ещё в Россию?

— Сейчас не можна поведать. Но хочу запомнить доброе, так лепей жить, розумешь? По-польски будет так – zapamiętaj dobro.  Вот ты обо мне что запаменташь?

— Я просто тебя запомню.

Навсегда.

***

Пока меня не было на чердаке поселился кот. Золотистый, под цвет прошлогодней соломы. Сам откуда-то пришёл. Теперь вместе со мной слушает на закате радио.

«Столкновение кометы Шумейкера-Леви с крупнейшей планетой Солнечной системы Юпитером стало грандиозным событием в мире астрономии. Выделенная при этом столкновении энергия в десять тысяч раз превысила взрыв водородной бомбы».

Двойная радуга на всё небо.

Закончился дождь.

 

 

 

Фото на превью: Aleks Ussov

Марианна Яцышина