Не нужен бродягам дом и уют.
Нужны – океан, земля.
Что звёзды Медведицы им поют,
Не знаем ни ты, ни я.
Олег Куваев
Все персонажи и события вымышлены, совпадения с реальными личностями случайны
Глава 1. На чай
Иногда мне кажется, что она хочет доказать всем, что по праву заслуживает своё имя – Медведица. «Так и только так зови меня впредь», — сказал мне она в ту морозную ночь и несколько раз потом повторяла: «Ты всё потом поймешь, мне больше не нужно быть рядом». На другой день она уехала. После этого мы встречались редко, многое стало забываться.
Вот и нынче, сначала долго не было известий, а тут написала, что заглянет на чай. Это наша с ней присказка «на чай», означает коротко повидаться. В середине апреля Медведица объявилась, без предупреждения, под вечер и страшно уставшая. Расспрашивать её бесполезно, пока она в себя не придет, зато потом не остановишь. И все так играючи, насмешливо, словно это совершенно нормально ночевать, где застанет ночь, рисковать на скалах и небоскрёбах, сплавляться по ледяным рекам, по полгода жить среди вечной мерзлоты.
Но в это раз Медведица рассказывать ничего не стала, ушла куда-то, к сумеркам явилась какая-то растерянная, не похожа сама на себя. В её глазах я снова вижу те мерцающие огоньки и меня ровно, как в ту памятную ночь охватывает дрожь.
Мы жили с мамой на окраине большого сибирского села, у нас была коза, гуси, собака Туча, и я чувствовал себя совершенно счастливым. К нам все время захаживали гости, я приходил из школы и спотыкался о рюкзаки, брошенные на пороге, о чьи-то очередные походные ботинки. Я радовался каждому приходящему в наш дом. Мне было почти двенадцать лет.
Я знал, что моя мама необычная и отличается от всех других мам, которые бывают на свете. Она — известный исследователь. До моего рождения она объездила всю нашу страну, а теперь из-за меня сидит как гусыня на яйцах. Так она мне часто говорила, но я не обижался, наоборот, смеялся и представлял нашу тихую гусыню Капушу.
Я тоже мечтал о странствиях, каждый раз перед сном, я представлял, как мы будем ехать на большой машине, внутри которой целый дом. И все смирно сидят в этом доме, и наши гуси, и серая пушистая Туча, и даже вредная коза. А когда мама будет уставать, за руль сяду я, и помчусь по ночной широкой дороге, куда-то вдаль. На этом моменте я обычно засыпал.
Была середина декабря и канун моего дня рождения, когда все изменилось в нашей жизни. Да, забыл сказать, мама мне порой говорила, что, когда я буду взрослый, она уедет, и я буду жить один, потому что мама не может быть наседкой и кудахтать надо мной до самой старости. Она часто мне напоминала, что я мужчина и должен построить свою жизнь сам. Мужчины в нашем доме бывали, я их видел, но не успевал, как следует их узнать, они редко оставались надолго. В основном мужчины были бородатые, очень веселые и все до одного путешественники. Мама дружила только с путешественниками, а они не сидят на одном месте.
Мужчин мама не выносила, так она мне говорила. Хотя всегда была с ними улыбчива и даже порой надевала мое любимое платье с вышитыми ярко красными маками на зеленом поле, оно называлось «китайское». Когда я у нее однажды спросил, где мой папа, она громко рассмеялась, а потом ответила, что он на Мадагаскаре. Где именно на Мадагаскаре я не стал тогда уточнять.
Так вот в ту декабрьскую ночь мама вывела меня во двор и сказала: сегодня ночью ты станешь не просто старше на целый один год. Сегодня ты навсегда изменишься во взрослого человека, станешь мужчиной. У тебя нет отца и старшего брата, поэтому посвящать тебя в мужчины буду я. Меня сильно потряхивало от каких-то необъяснимых предчувствий и усилий не разрыдаться. «Забудь!» — странно вскрикнула она мне в лицо. Я испугался.
— «Я была твоя мама, но сейчас я снова Медведица. Запомни, с этого дня тебя будет воспитывать, и кормить общая для всех людей и зверей Мать, и она никогда не даст тебя в обиду. Ей доверяю тебя», — после этих слов она набрала горсть снега и стала им натирать мне лицо.
Я попятился и зашептал что-то невнятное, а она продолжала: — «Теперь меня называй только Медведица, а ты теперь — Горностай». Я все-таки не выдержал и разревелся. Медведица села на корточки, обняла меня очень крепко и вдруг совсем шепотом начала повторять одно и то же: — «Ты потом всё поймешь. Мне больше не нужно быть рядом».
Она обнимала и гладила меня по голове непривычно долго, я начал замерзать. Мы вернулись в теплый дом, а на утро мне не хотелось даже думать о том, что произошло со мной ночью, но это было невозможно. Медведица собирала свой потертый рюкзак, необычно долго трепала лохматую Тучу и даже не разбудила меня доить козу.
Почти сразу после её ухода за мной приехал деда Петя. Он часто нас навещал, и я гостил у него, мы с дедой очень дружили. Сейчас он добродушно, сказал, что я буду жить теперь у него. Я даже почти не удивился.
Наверное, я не помню, как мы попрощались с Медведицей, или просто не люблю об этом вспоминать. Гусей, козу, лохматую Тучу и свои любимые книги про животных мы с дедой Петей увезли с собой. Он жил не так уж далеко от нас.
С тех пор прошло много времени, я стал врачом-ветеринаром, вернулся в наш старый дом, деда Петя оформил его на меня и помог привести его в порядок. Теперь мы живём здесь с моей женой Надюшей. Я долго не мог простить Медведицу, очень скучал по ней, став старше, перестал злиться, но так до конца и не понял зачем она так поступила со мной.
Глава 2. Горностай
Я опасаюсь в чувствах Медведицы чего-то такого, что как непредсказуемая горная сель вырвет меня с корнем и промчится дальше, даже не заметив. Глядя на меня сейчас трудно поверить, каким робким и застенчивым был я мальчишкой. Но Медведица ковала из меня воина. Я видел всего один раз, как Медведица плачет. Мне было лет девять, и я тогда сильно напугался. Да и сейчас, стою перед ней как беспомощный мальчишка и опасаюсь приблизится.
Тут-то я и вспомнил, давний эпизод. У меня была коробка чудесных акварельных красок и крупная беличья кисть, эти сокровища оставила мне одна художница, которая гостила у нас когда-то. Я подолгу самозабвенно выводил на нашей печке картины. Вся необъятная печная стена, покрытая густым слоем известки, была расписана лошадками и овечками, горами и домиками.
И в тот день я рисовал как раз целую отару овец, пасущихся на вершине горы. Медведица зашла в дом и присела у окна. В руках у нее был конверт с множеством пестрых марок. Я подбежал и хотел рассмотреть его поближе. Она дала мне подзатыльник и забрала конверт. Но почему, сейчас, через столько лет, вспоминаю эти детали?
Я продолжал рисовать и слышал, как она открывает конверт, как шелестит бумага, а потом тишина. За это время я успел нарисовать рядом с отарой несколько чабанов на конях, собак, и даже звезды, радугу и снежинки. Медведица продолжала сидеть ко мне спиной, не шелохнувшись.
Вдруг она обернулась и посмотрела как-то по-особому горько на меня, я увидел, что она беззвучно рыдает. Я перепугался и не знал, что делать, потому что никогда раньше не видел её слез. Дальше моя память дала сбой, и восстанавливать события отказалась.
Я обнял свою Надюшу и ушел с ней на кухню. Наша кухня для меня самое спокойное место в мире, с молочно-белой печкой камельком посередине и с умиротворенным запахом домашнего тепла.
— Да что с ней такое, она же на крыльце замерзнет, сходи за ней, Егор, никак я не привыкну, что у тебя странная мать, я её побаиваюсь, если честно, — вздыхала Надюша.
— Я и сам её не понимаю. Ты сегодня ложись спать пораньше, я поговорю с ней наедине, так будет и тебе, и мне спокойнее.
Вскоре Медведица зашла на кухню, попросила налить ей горячего чая, прижалась спиной к горячей печной стене, опустила глаза и молча ждала, пока на кухне останемся мы с ней вдвоём. Под ярким светильником хорошо видно её лицо и рассыпанные по плечам прямые волосы цвета теплого пчелиного воска с блестящим инеем седины. Глаза холодные, глубокие, из голубовато-серых быстро становятся свинцовыми. Весь образ её резкий, прямой, как вырезанный из прочной древесины.
«Егор, ты просто меня сейчас слушай, вопросов не задавай», — в этой фразе она вся, с виду спокойная, а внутри как вулкан, никогда не знаешь, когда начнется извержение. Но я привык и даже порой восхищаюсь.
— Конечно, я слушаю тебя.
Глава 3. Лосиха
«С детства я притворяться не привыкла и врать не приучена. Я родилась и выросла в дальнем районе Алтая в кержацкой семье. Бабушка моя шибко была верующей, держала всю семью в строгости, но вера считалась делом сугубо внутренним, семейным. Меня так учили — живи и в семье по заповедям, в миру по закону. Окончила я обычную сельскую школу с золотой медалью. Родители против образования ничего не имели».
Слова Медведицы прошлись по мне беспокойной волной. Зачем она так отстранено о своей родне, словно родня эта лишь её, не моя? Но вопросами не хотел ее сбивать.
«Я была поначалу послушная и смирная, к тому же я самая старшая, помогала по хозяйству, училась хорошо, соблюдала все заведенные правила, но у меня рано пробудился интерес к чему-то далекому и непонятному. Особенно интересно было про своих предков узнавать. Как они попали в горы, откуда шли, как выживали в пути, как обустраивались на новых местах, и как вообще эти люди к жизни относились, почему стали раскольниками, беспоповцами и в кого верили до христианства. Бабушка мало об истории, зато по правилам веры была сильна, в школе в начале 80-х ничего из того, что меня интересовало не рассказывали.
В какой-то момент мне страсть, как захотелось увидеть мир, узнать разных людей, объездить и исходить весь белый свет. Но у нас с этим было строго. Поехать в город учиться не возбранялось, но самовольничать было не позволено. Всё обсуждалось на семейном совете, мои младшие сёстры во всём советовались с родителями. Где учиться, как обустроить свою жизнь, за кого замуж выйти. Я как-то сказала всем, что путешествовать хочу, что выучусь на геолога, буду в экспедиции ездить, и что мне никто не указ. В общем, рассорились мы тогда сильно. Бабушка это запомнила и всё мне выговаривала, что не благословит меня на учебу, так я её огорчила.
Мать втихушку от бабушки мне денег на дорогу дала, и я уехала поступать в Новосибирский университет. И поступила с первого раза на геолого-географический факультет, потому что пробивная была, и готовилась, конечно. Всё пошло своим студенческим чередом, жила в общежитии, стипендию получала, пыталась подрабатывать, в общем справлялась без родителей худо-бедно. Через полгода ко мне приехала мать, посмотрела, как я живу, где учусь, велела летом на каникулы домой приезжать. Но поговорить спокойно нам не удалось, начали спорить и ссориться, она просила перед бабушкой извиниться, я не понимала в чём виновата.
Как-то на практике мы работали в предгорьях Алтая, пришли в один дом на отшибе села за молоком, меня увидала хозяйка, обычная женщина возраста матери моей, схватила за рукав, пристально разглядывала своими ясными, как апрельское небо глазами. Пригласила еще приходить, пообещала нас угостить вареньем, времена скудные, мы любой еде были рады. Я снова у неё побывала, но так и не смогла вникнуть, отчего она так внимательно меня разглядывает, решила, что просто ей поговорить не с кем. Мы уехали в скорости, и забыла я о ней.
Но через пару недель она мне приснилось, говорила, что ждет она меня. Что-то было в том сне, и вправду меня как позвало, захотелось к ней вернуться. В общем, поехала я на каникулах не домой, а в ту деревню, нашла её и в итоге провела с ней все каникулы. К своим родителям мне возвращаться не хотелось, слушать их наставления и упреки, а вот незнакомая женщина стала для меня больше чем родная. Я пока училась, проводила у неё свои каникулы, а домой письма писала, говорила, что подрабатываю летом на шурфах.
Помогала по хозяйству, часами слушала ее присказки. Пришло время сказать, что звали её Лосиха. Это имя не для всех, так её в деревне не называли. Лосиха сказала, что она сразу увидела у меня особый дар. Конечно, я восприняла это скептически. Она, правда, мои сомнения в расчет не брала, но и не настаивала, и просто делилась тем, что сама знает. «Позади каждого человека стоит дух хранитель, повторяла она много раз, и родство с ним великая сила. Когда время придет, сама поймешь».
Вообще Лосиха не знала такого слова «тотем». Это я уже ей объяснила, что её дух покровитель или хранитель в образованных кругах именуется «тотем». Я после того как начала ездить к Лосихе, решила вникнуть в этот вопрос, искала по библиотекам специальную литературу, а потом приезжала и умничала, объясняла, что и как согласно науке. Лосиха ценила мои познания, редко возражала и ничего не доказывала. Но было ясно, что всё мое прочитанное, но не пережитое в её глазах цены особой не имеет. Как весенний снег, все равно растает, не удержится под полуденным солнцем.
Одно из моих любимых занятий было сидеть зимой в университетской библиотеке конспектировать и сравнивать, что говорила Лосиха с теми данными, которые можно найти на эту тему в научной литературе. Натаскалась я тогда в теории, любила поспорить, поставить под сомнение её слова: «Известно, что тотем — это общий помощник семьи, племени, покровитель рода, вы их называете Хранителями. То есть хранитель не у каждого свой, а общий для всех. Но как тотем влияет на отдельно взятого человека? Я читала, что в индивидуальный тотемизм посвящались редкие люди, преимущественно шаманы, целители, вожди».
У Лосихи явно было свое понимание этого вопроса, она уверяла, что Хранитель стоит за каждым, но не каждому об этом положено знать. «Времена сейчас изменились и будут еще больше меняться. В твоих книгах пишут много того, чего на своем опыте не пережили. Способности есть у каждого, да и хранитель есть, но не всегда открывается связь между человеком и его хранителем. Для этой связи лучше, чтобы рядом был тот, кто знает и объяснит». Лосиха уставала от этих споров и отправляла меня полоть огород.
Однажды, я решилась задать Лосихе, давно беспокоящий меня вопрос: «А откуда стало известно, что у меня есть какой-то особый дар и кто мой хранитель?» Лосиха внимательно на меня посмотрела и ответила: «Это ты сама сможешь узнать».
Странное совпадение, но в ту же ночь явилась ко мне в сон Хранительница. Это была старая женщина, но красивая и сильная. Она накинула мне на плечи медвежью шкуру, и я ощутила такую легкость, словно это были крылья, а не тяжелая шкура. Хранительница подвела меня к огромному дереву и раскрыла его как дверь. Я заглянула туда, внутри дерева всё пульсировало и светилось. Что это была Хранительница я поняла не сама, это мне пояснила Лосиха, ссылаясь на ей только понятные признаки. Я не могу тебе рассказать весь сон, Лосиха говорила, что чужие сны, это как не принадлежащие тебе зеркала, в них лучше не заглядывать.
«Твой сон пусть с тобой останется, расскажешь только детям, когда о Хранителях будешь с ними говорить, да и то окончания сна не говори, не надо».
«Это отголоски матриархата в тотемизме, только не понятно соблюдается ли преемственность индивидуальных тотемов. А когда с детьми об этом говорить?» — по привычке умничала я.
«Да ты не забегай вперед. Какими путями знание о хранителе к человеку приходит, это предугадать невозможно. Иногда стоит одно слово сказать, остальное всё само произойдёт, а можно тысячу слов произнести, а результата не будет».
Тем временем, жизнь моя после встречи во сне с Хранительницей, не сильно изменилась. Только Лосиха меня теперь звала Медведица и велела после того, как закончу институт, двадцать четыре лунных месяца прожить в скитаниях, не оставаясь нигде больше недели.
«Будешь свою силу пробуждать, узнавать и подчинять. Беды с тобой не случится, но свое имя держи пока при себе. И помни, чем сильнее у тебя хранитель, тем большим придется пожертвовать. А дальше видно будет».
Я защитила диплом и поехала навестить свою семью. Там мало что изменилось, всё шло своим неспешным чередом, сестры учились, работы в селе не было, родители как могли тянули домашнее хозяйство, бабушка сильно болела, но по-прежнему была со мной строга, будто и не прошло пяти лет. Все привыкли, что меня нет рядом, поэтому, когда я собралась уезжать, то не удерживали и даже толком не спросили куда, какая-то чужая я им стала.
А я отправилась, как велела Лосиха, без денег и куда глаза глядят. Год на дворе был 1991 год, и я тогда еще не понимала, что не только для меня он станет совершенно новой точкой отсчета. Пока осваивала автостоп, знакомилась с народом, который колесил по необъятной стране тем же способом, находя себе случайные заработки, то фрукты собирать, то вагоны разгружать, то на стройке помогать. Я всегда была настырная и рукастая, без куска хлеба не оставалась. Нарывалась и не честных и на страшных людей, но что-то меня берегло, как-то выруливала из всех опасных ситуаций.
Вернулась я к Лосихе через два года. Сильной и уверенной в себе, настоящей Медведицей. У меня за плечами были десятки тысяч километров, бесценный багаж опыта в разных условиях и обстоятельствах, новые знакомства, встречи, приключения и главное, убеждение, что вот так познавать мир, это моё.
А если про дар который Лосиха во мне когда-то разглядела, так это ей всё привиделось, просто она увидела во мне силу и способность преодолевать свой животный страх, только и всего. Она говорила, что медведиц по всему свету еще с десяток можно отыскать, но мне пока, ни одной не встретилось. А хранитель, что бы ты знал, действительно есть у каждого. Не всем, правда, удается это прочувствовать, и тем более назвать его по имени. Но если тебе откроется такое знание, оно как невидимой защитой будет тебя окружать».
Медведица подлила себе чая, с тревогой глянула на меня. У меня защекотало под языком от каких-то необъяснимых предчувствий.
Глава 4. Ястреб
«А потом я встретила Ястреба. Лосиха предупреждала, что от этой встречи добра ждать не стоит. Но тогда мне было не до её предупреждений, я влюбилась в него как в классической сказке, с самого первого взгляда. Странно это, но такой силы чувство меня еще не посещало, хотя к тому моменту мне уже 23 года, Ястреб был помладше меня, он приходился Лосихе племянником, но я его никогда раньше у неё не видела. Ясным морозным днём он приехал к ней за каким-то советом. Я в это время возилась по хозяйству и только краем уха слышала их разговор. Помню, что Лосиха бранила его за что-то, а потом позвала меня: «Вон, пускай Медведица тебе помогает, я тебя знать не хочу».
Я оторопела, но не расстроилась. Ястреб же смотрел в пол, на меня едва взглянул, резко рванул дверь и уехал не попрощавшись. Лосиха еще долго что-то ворчала, но я не понимала ее причитаний. Мое сердце призывно колотилось от нахлынувших чувств или странных предчувствий. Все мои мысли были с ним. Я просила Лосиху рассказать мне о нем хоть немного. Она лишь сказала, что Ястреб ей очень близок, что сила у него есть, но тратит он её бестолково. Хранитель его пока бережет, но вечно это продолжаться не может.
И еще Лосиха мне наказала быть готовой к трудному выбору, но я её тогда не поняла. На следующий день Ястреб вернулся, извинялся, что ушел не попрощавшись, навёз гостинцев, сверкал глазами и любезничал со мной. Выспрашивал подробности моей жизни, как я с Лосихой познакомилась, где живу, кто мои родители. А потом обнял нежно за плечи и попросил его выручить. У него беда и только я могу помочь, я ведь такая сильная и красивая и я справлюсь. Он мне доверит самое драгоценное и я его не подведу. Он зачем-то попросил мой паспорт, сказал, что он ему нужен для очень важного дела, и вернет в целости и сохранности через неделю, спрашивал, согласна ли я ему помочь выпутаться из трудной жизненной ситуации.
Тогда я не понимала, чем обернётся моё согласие. Просто была готова на всё, мне казалось, что это нас с ним соединит, ведь трудности больше радости скрепляют. Он вернулся, как и пообещал, через неделю. С большим завернутым в одеяла кульком, в нем был ты. Он со слезами умолял немного с тобой побыть, пока он что-то там не уладит, молил не спрашивать ни о чём, обещал во всем помогать, клялся, что это всего лишь на месяц, на два. И что кроме меня и Лосихи он не может никому доверять, мы у него самые родные, что только с нами его сын будет в надёжных руках.
Ястреб уехал, ни сказав больше ни слова. Лосиха всё это время молчала. Когда ты проснулся, она принесла козьего молока и сказала, что у меня выбора нет. Раз Ястреба я свое сердце пустила, то теперь надо стать матерью его сына на двенадцать лет, не меньше. Я была в ужасе. Я хотела быть с Ястребом, причем тут ребенок и где его мать? Вопросы без ответов пролетали как охотничьи пули над моей головой. Среди пеленок аккуратно лежал мой паспорт, стопка денег и твое свидетельство о рождении. Там значилось, что у меня есть сын, его зовут Егор и ему чуть больше месяца отроду.
Вот так началась моя новая жизнь с тобой. Я пыталась расспрашивать Лосиху, что случилось и где мать ребенка, но она сама, похоже, не всё понимала, только сказала, что Ястреб на себя накликал беду. А ребенка надо оградить, он не виноват. Лосиха на первых порах взялась сама за тобой ухаживать, насколько хватало ее сил. Выручали нас козы, огород и доброе сердце твоей названной бабушки. Я вообще не понимала, за что всё это на меня свалилось, надеялась, что Ястреб вот-вот появится, и, наконец, всё разъяснится».
У меня не унималась внутренняя дрожь по всему телу. На лбу выступил пот и ныло всё тело, хотелось уткнуться в чьё-то родное плечо. Медведица же не меняла интонации давая понять, что надо всё принять мужественно.
«Лосиха в начале лета слегла, я ухаживала за ней с тобой на руках, работы никакой не было, уехать с тобой мне некуда, я каждый день ждала возвращения Ястреба, да и Лосиху нельзя было оставить, поэтому единственный способ выживать это вести хозяйство, что я и делала, разводила молочных коз, держала кур и гусей, заготавливала ягоды. Когда тебе исполнилось два года, Лосиха оставила этот сумеречный мир.
Понаехали отовсюду родственники её давно покойного мужа, разделить нехитрое хозяйство и продать дом. Я была не при делах, единственно, что мне выделили, это козу. Для родственников я просто какая-то приблудная странная девица, которая родила по залету, а сердобольная Лосиха меня приютила, пора и честь знать. Где жить, на что жить, я не представляла. Разыскивать Ястреба было нереально, его следы терялись в каком-то тумане. Возвратиться к родителям, тем более с чужим ребенком, исключено, им и без нас было нелегко. а врать я не хотела. Яне сомневалась, выжить точно сумею, возьмусь за любую работу, но оставался вопрос где нам с тобой жить.
Уход Лосихи резал меня на части, мне её страшно не хватало, она стала для меня больше чем мать. В свои последние месяцы она провела настолько умиротворенно, что язык не поворачивался сказать, что она умерла. Нет, она именно ушла. И порой, у меня было ощущение, что она ушла не так уж и далеко. Я все еще надеялась на Ястреба, что он не оставит нас в беде, узнает про уход Лосихи, поможет, но от него не было ни слуху, ни духу. Так я с тобой и с козой отправилась на поиск нового пристанища».
Медведица замолчала и долго разглядывала заварочный кобальтовый чайник на столе. Я закрыл глаза. Передо мной проплывали облака, и чьи-то лица, дальние горы и изгибы широких рек. Жизнь не похожа на сон, она и есть сон. Близкие становятся чужими, а чужие родными, все мелькает и перескакивает, как на карусели, никакого постоянства.
Глава 5. Деда Петя
«Я шла по дороге, с рюкзаком за спиной, ты сидел в самодельном кенгуру впереди, и за нами брела на веревке старая коза. По привычке я еще пыталась тормозить, но, то ли машин не было, то ли таких пассажиров брать особо не хотели. Наконец остановился улыбающийся пожилой мужчина, которого я почему-то сразу назвала про себя «деда», мы вместе с козой взгромоздились в его старенькую, но вполне бодрую «ниву».
— Вы чьи такие будете? — невозмутимо спросил дед.
— Лосихины, — буркнула я в ответ.
— А я-то думаю, отчего нынче она мне приснилась, а оно вона чего, — как-то буднично заметил дед.
— Ага, любит Лосиха в чужие сны наведываться, — немного удивленно смотрю уже я на деда. А Вы с ней знакомы были?
— Да, знакомы, знакомы. Я и ее мужа покойного хорошо знал, и с ней мы частенько общались. Правда, в последнее время редко виделись. Эх, жаль, ей бы еще жить да жить. Деда Петя я.
— Так никто же не знает, что она Лосиха, — не унималась я.
— Почему никто, я знаю. Хоть ни в какие ее россказни не верил, но она мне все равно доверяла. Сердце, у тебя, Пётр открытое, так и говорила. Хорошая была женщина, очень хорошая, только её мало кто понимал, некоторые боялись, стороной обходили её дом, всякое про неё наговаривали.
Я перестала удивляться и просто приняла происходящее. Теперь вот и деду Петю. Точнее сказать, это он нас принял, привез к себе, приютил, накормил. Он жил в трёх часах езды от Лосихиной деревни, в крупном районном центре. Деда Петя давно овдовел, новой семьей не обзавёлся, единственный сын уехал в город. Но одиноким его не назовёшь, вокруг полно родственников и знакомых, с таким характером, как у него, это немудрено.
Мы у него переночевали, он на утро сказал, что есть у него для нас жильё, хорошая избушка, малость бесхозная, на самой окраине села, он хотел для сына её перестроить, да сил не хватило и сын навряд ли вернется ему в городе хорошо, так что можно жить, с дровами он поможет, мебелью какой-никакой поделиться. Я согласилась, а куда деваться, тем более всё как-то само собой складывается. Просто, говорит, живите сколько надо, и в придачу еще пару гусей дал на развод и серого лохматого щенка, так мы и поселились.
Долго я не могла привыкнуть к этой избушке, трудно обживалась, всё меня раздражало, чужое, убогое. Постепенно мои приятели по путешествиям прознали, что я домиком обзавелась, стали наведываться в гости, разговоры о приключениях, жизнь потихоньку начала налаживаться.
Деда Петя мне регулярно привозил деньги на жизнь, небольшие, но все же подспорье. Я отказывалась даже в грубой форме, но он меня убедил, что ему сын из города отправляет, а ему одному столько не надо. Да и тебя нужно кормить, одевать, поддерживать наше куцее хозяйство. С работой было туго, середина 90-х безжалостно катилась по сельской жизни, выскребая из людей все остатки здоровья и сил.
Ты подрастал, повсюду носился, такой смешной, обыкновенный, жизнерадостный. Я старалась сильно не привязываться к тебе, сохранять между нами дистанцию. Чтобы тебе не так тяжко было расставаться со мной, когда приедет твой отец. Но рассказывать ничего не хотела, кто его знает, как всё сложится, да и маленький ты еще был. Такая сильная жила во мне уверенность, что со дня на день увезет тебя Ястреб. Деду Петю я тоже ни во что не посвящала, да он и не спрашивал ничего. Он так к тебе прикипел сердцем, что частенько забирал тебя к себе погостить, вы ездили на рыбалку, по всем его родственникам, он был мировой дед. Я устроилась работать в школу, а потом и ты в школу пошел.
Долго ждала от Ястреба сигнала, думала, что он ищет способы как тебя забрать, но сигнала всё не было. Тревожная неопределенность выматывала и сковывала меня. Ответственность за тебя и криминальность всей этой ситуации подтачивала мои силы. Мне казалось, что сейчас все узнают, что я не настоящая мать, что свидетельство о рождении поддельное, меня посадят за кражу чужого ребенка, а тебя упекут в детдом. Мне было жалко себя, что я гроблю свои лучшие годы, когда могла бы сейчас колесить по свету и знакомится с новыми людьми, а не сидеть в этом тоскливом селе, с ребенком которого в любой миг у меня заберут».
Пока Медведица рассказывала, у меня так резко кольнуло сердце. Видимо необъяснимость той холодной ночи, наконец, стала проясняться. Медведица понимающе посмотрела на меня и заговорила снова, но уже как-то тише.
«Тебе уже исполнилось десять, когда я получила письмо от Ястреба. Из Канады. Он писал, что помнит всегда, что он не мог написать раньше, но сейчас все хорошо, у него жена и два сына. Он каждый день думает о тебе и разрабатывает план как тебя забрать. Как только сможет, приедет и увезет тебя в Канаду, но немного позже, надо все уладить. И что у меня он в бесконечном долгу, что он сделает для меня всё, что я попрошу, ну и так далее.
Во мне что-то надломилось после этого письма. Лосиха мне когда-то сказала, что двенадцать лет надо быть тебе матерью, так я и решила, дождусь срока и уеду, а тебя отдам деду Пете, он и сам мне предлагал, видя моё состояние, оформить опекунство. Я дала ему адрес Ястреба и сказала, что возможно он приедет за сыном.
Накануне того, как тебе должно было исполнится двенадцать, в мой сон пришла Лосиха и сказала, что тебя охраняет Горностай. Я сочла, что это подтверждение и благоприятный знак для моего скорейшего ухода. Ты остаешься под надежной защитой».
Глава 6. Наизнанку
Я смотрел на Медведицу другими глазами, как будто с неё смыли грим и обнажилась простая чистая её душа. Только мурашки продолжали сновать по спине и не унималась дрожь, сердце отпустило.
««В свои 35 без лишних раздумий я отправилась в Москву, жила первое время на даче у старого товарища, устроилась работать промышленным альпинистом, высота меня не пугала. Начала зарабатывать, сняла жильё, попутно снималась в каскадёрских массовках, знакомилась с медийными персонами, меня начали приглашать в разные передачи, брали интервью, язык у меня всегда был подвешен, да и образование наконец пригодилось. Потом позвали поработать в экспедиции на крайнем севере, работа тяжелая, но это всё равно было лучше, чем промальп и массовки.
Ко мне часто подступала тоска, я начинала скучать по Лосихе, по тебе, и даже по Ястребу. Мне просто ничего не оставалось, как испытать свою медвежью силу, казалось, что ничего я больше не умею и не хочу. Сильные чувства меня больше не посещали, полюбить никого я не могла, мужики вызывали или жалость, или презрение. Лосиха когда-то мне сказала, что силу свою я не смогу скрывать, поэтому найти себе равного будет трудно, и в этом какая-то своя тайна. Не знаю какая тайна, но счастья точно от силы не прибавлялось.
Один раз я приезжала в свою родную деревню. Бабушка умерла, родители, конечно, обрадовались, но не сильно. Я для них как перекати поле. Хорошо, что сестры мои остались при них. Отучились, вернулись, замуж вышли, неподалеку живут, всё отлажено, стабильно. А я сплошное беспокойство и неразбериха. Погостила у них чуток и уехала. И они выдохнули спокойно, слава тебе, Господи!
Деду Пете я отсылала деньги, периодически звонила, просила передавать тебе приветы, уверяла что у меня всё хорошо, но говорить с тобой мне было страшно. Я боялась, что ты назовёшь меня мама, что я задохнусь от тоски, с которой у меня был связан Ястреб, а через него и ты, я запрещала себе чувствовать, и тебя любить тоже.
Да и вообще имела ли я право вмешиваться в твою судьбу, если, по сути, не знала даже кто твои родители. Мне всегда казалось, что твоя мать тебя ищет и плачет по ночам, и твой отец пытается всеми силами забрать тебя в свою Канаду, но все у него что-то не срастается. Найти Ястреба я теоретически могла, но для чего? Ему был нужен ты, а не я, да и зачем мне вообще появляться в его семье.
Удивительно, деда Петя ни разу мне не задал ни одного личного вопроса, не был возмущён, что я тебя оставила, и вообще казалось, он принимал совершенно всё, как должное и разумеющееся. Он добродушно докладывал мне, как ты учишься, как уехал и поступил на ветеринарного врача, как он оформил на тебя документы на землю и дом, где мы с тобой раньше жили. Я была уверена, что у тебя в жизни всё сложится, будто тебя хранит некто невидимый и сильный и я даже знала кто.
И вот пару дней назад, когда я была уже на пути к вам, мне позвонил знакомый с первого канала, он делает проект о необычных женщинах. Мы с ним как-то договаривались, что я приму в одной из его программ участие. И тут у него появилась информация, что меня разыскивает через российское телевидение некий человек из Канады. Утверждал, что мы не виделись почти четверть века, и к тому же у нас с ним внебрачный сын. Канадец потерял мои координаты, но ищет встречи. Короче, полный комплект для неплохого начала готов. С канадцем ужена связи, он согласен участвовать, естественно хотят пригласить и сына. «Суровая сибирская экстремалка встречает любовь своей юности, а их взрослый сын первый раз в жизни видит своего отца. Что ждет их дальше, разочарование, любовь?». Осталось дело за малым, сообщить эту хорошую новость мне. Само собой, мне за участие гонорар, короче, надо соглашаться.
Я отвечаю, что это какой-то фарс, я не буду в этом участвовать и сыну запрещу и уже посылаю товарища гулять по окраинам вселенной как до меня доходит, что они тебя уже наверняка нашли и позвонили, и тут меня прошибает холодный пот.
Я еще вчера была такая всё понимающая о себе, не боюсь ни людей, ни зверей, постоянно чем-то рискую и наслаждаюсь этим, а тут все обрушивается, как в последний день Помпеи. Меня пронзает жгучая боль, что я могу просто не успеть первой рассказать тебе как всё было на самом деле. И что в твою размеренную жизнь вот-вот ворвутся все эти мыльные сенсации и ложь. Я сама виновата, тянула до последнего, вместо того, чтобы давно тебе уже всё рассказать. И дотянула.
Я стояла на сибирской трассе и понимала, что теряю драгоценное время. Машины проезжали равнодушно мимо, и ни одного привычного дальнобойщика, ни одной груженой фуры, чтобы вскочить в прокуренную кабину и помчаться в густую темноту, зная, что утром я буду уже у цели.
Теперь, когда ты все знаешь, решай сам, надо это тебе или нет. Но, Горностай, ты должен был узнать правду от меня и только от меня. Не ведись, пожалуйста, на все эти шоу, прямые эфиры, вытаскивание своих скелетов на всеобщее обозрение, но решать тебе, при каких обстоятельствах познакомиться со своим отцом и узнать про женщину, которая тебя родила.
Но, Ястреб мог десять раз тебя разыскать, написать, объяснить, но он ничего этого не сделал, а теперь хочет с тобой встретиться не по-человечески, понимаешь? Я не могу представить, что за мотивы им движут, какая надобность выставлять нашу запутанную давнюю историю на всеобщий показ. Ты думай сам, нужна тебе такая встреча или нет, но я сразу говорю, что в этих играх не участвую. Я ведь не была ему ни женой, ни даже невестой. Вся моя глупая многолетняя надежда не его ума дело. Если бы хотел, он мог бы нас найти без всякого телешоу. Но видать, ему понадобилась какая-то необычная таблетка для успокоения своей совести. В общем, я уезжаю в экспедицию в Монголию, раньше, чем в начале осени меня не жди. К этому времени много воды утечет».
Медведица громко выдохнула, хотела что-то еще добавить, но отмахнулась, словно от кого-то невидимого и затихла. Ко мне, наконец, стал возвращаться дар речи. Мысли угомонились, боль затихла. С телевидением на свежую голову разберусь, не до того сейчас. Всё, пойду, вздремну хоть на пару часов.
Медведица устало тёрла глаза.
— Мама, иди отдыхать, — я поцеловал её в первый раз в жизни без испуга и трепета. Её волосы пахли теплой весенней землей. На следующий день, когда я вернулся с работы, Медведицы уже не было.
В середине лета на пороге нашего дома появился незнакомый мужчина со спортивной сумкой на плече. Он не стал стучать в дверь, присел на крыльце и замер. Так и сидел, пока Надя его не увидела, — Вы, наверное, к Егору? Так он только к вечеру придет. Вам адрес сказать где его найти? Мужчина неуверенно кивнул ей в ответ: «Я посижу здесь, подожду его, можно?».
На превью картина художника Юрия Лисовского (Сыктывкар, Республика Коми)
Марианна Яцышина
