— Ты знаешь про волновой эффект? — Сагарика смотрит на песчаный берег будто разговаривает не с Пауло, а с океаном.
— Ну вроде да, — Пауло смущает, что приходится говорить по-английски, подбирать слова, думать про грамматику, но с Сагарикой иначе не получается.
— Каждый человек распространяет вокруг себя волны влияния, они касаются всего и всех на протяжении многих лет и даже столетий.
— Я не уверен, что каждый, Сагарика, не уверен, — Пауло хочется, чтобы она закончила эти рассуждения и взглянула на него. Когда Сагарика смотрит ему в глаза, всё наносное разом исчезает. Остаются только взбитый пингвиньими лапами серый песок, трубные возгласы птиц и ветер, очень сильный ветер. Говорят, он здесь всегда такой пронизывающий, не зря это место сначала назвали Мысом Бурь.
Сколько Пауло себя помнит, обычным делом было всячески избегать направленных на него женских взглядов. Он даже свою мать в этом смысле опасался. А сейчас парень как ошалел, жаждет взгляда девушки с неестественно огромными, как две океанские рыбы, глазами. Они и знакомы-то немногим больше недели.
— Даже лёгкий взмах крыла способен вызвать ураган, не сейчас, потом, в будущем. Колебания порожденных нами волн продолжаются без нашего участия, это и есть волновой эффект. — Сагарика внезапно переключается и тянет Пауло за рукав. — Быстрее, они вернулись.
Всё это время они следили за пингвиньим малышом, но боясь его спугнуть не хотели приближаться. Теперь, ускоряя шаг по высокому помосту над пляжем они устремились к своему опекаемому семейству, как их Сагарика различает между собой, это загадка. Пара неказистых очковых пингвинов отделяется от сородичей и несется к своему взъерошенному чаду, успевшему изрядно проголодаться. Дальше обычная куча-мала, не поймешь кто где, наконец решение принято, с малышом остается отец, а мама стремглав возвращается к пенистой кромке широких холодных волн, чтобы продолжить лов рачков. Хорошо, что в это раз не вдвоём ушли за добычей, так волнительно, когда они оставляют крокодилуса одного. Это Сагарика его так прозвала.
У Пауло наконец-то получилось отключиться от своей безумной работы. За пять лет из него выжали все соки, без выходных и праздников, какой-то ад. Впервые решился вырваться. С детства мечтал о побережье Южной Африки, увидеть два океанских потока, которые сталкиваясь между собой образуют гигантский бурлящий шов. До двадцати семи он просидел безвылазно в Лиссабоне, сначала мать не отпускала от себя ни на шаг, потом учеба и сразу работа.
Довольно рано стало понятно, что Пауло пугали женщины любого возраста, в их присутствии его фактически парализовало, речь, движения, реакции, всё. Это мешало учиться, это вообще мешало, он сделался посмешищем. В школе психолог посоветовал, раз такая реакция, присмотреться к мальчикам, но Пауло и без него уже понял, что вторая половина человечества его не пугает, впрочем, и не привлекает.
Мать быстро перевела его на домашнее обучение с гордостью сообщив всем, что её сын с особенностями. Пауло оказался способным, погружение в учебу приносило ему удовольствие. После универа он почти сразу попал в одну из ведущих IT-компаний Португалии, приятели ему завидовали. Со смертью матери Пауло обрёл свободу, но не бесстрашие. Он попытался стать геем, но скоро понял, что это точно не его, хотя с женщинами по-прежнему дела обстояли сложно. Попробовал сблизиться с девушкой под воздействием веществ, сработало, но серьезных отношений из этого не вышло. Пауло замкнулся и полностью погрузился в работу. Внешне он вполне адаптировался, научился скрывать свой страх, но внутри всё оставалось на том же уровне.
Каким образом у Сагарики получилось не ввести его в привычный ступор, Пауло не понял. Он увидел её впервые в толпе. Она, как и все вокруг, смотрела на колонию пингвинов. Её отличала внешность: очень смуглое лицо, густые длинные волосы, стянутые в хвост цветочной лентой, на плечи накинут яркий шарф, невысокая и далеко не идеальная фигура, какое-то необычное платье, вероятно традиционное, Пауло в этом не разбирался.
Он заметил, что она ни разу не достала телефон, не сделала ни одного селфи, только внимательно смотрела куда-то и улыбалась. Пауло стало интересно за кем именно она наблюдает. Он приблизился, ожидая холодных мурашек по спине и липкого пота на ладонях, но ничего не произошло. Пауло осмелел и сделал еще шаг, её волосы слегка коснулись его запястья, и снова никакой реакции, никакого удара током, ничего.
Пауло постоял некоторое время в изумлении и решился к ней обратиться, сначала по-португальски и робко, но сразу осёкся и перешёл на английский.
— За кем-то специально наблюдаете или просто? Кажется, понял, вон та парочка? Что-то с ними не так или наоборот всё так? Вы похожи на исследователя, изучаете повадки пингвинов, наверное, биолог, нет что я говорю, орнитолог? — Пауло не мог остановиться, будто боялся ее ответа. Наконец он протянул ей руку, да, он готов взять её руку в свою, немыслимо. Всему виной океанский воздух, не иначе.
— Извините, сходу напал на вас с расспросами, меня зовут Пауло, скажете своё имя?
— Сагарика — и это всё что она ему тогда ответила. Остальное излучали ее глаза. Удивление, тревогу, какую-то вселенскую скорбь, любопытство. И тут же между ними возник грузный мужчина, сложил ладони в знак приветствия и на забавном английском сообщил, что он отец девушки, вынужден прервать их беседу, им пора идти.
Пауло провожал их взглядом. Сагарика по сравнению с массивной фигурой отца казалась ребенком. Он смотрел на её удаляющийся силуэт и особенно на волосы с вплетенными в них мелкими белыми цветами. Наверное, это они так изумительно пахли, он до сих пор ощущает их запах, жасминовый, горьковатый.
На следующий день Пауло занял стратегическую позицию на одном из центральных помостов по которым проходили все глазеющие на пингвинов туристы. Его задачей было не пропустить Сагарику, нет сомнений, она снова придет. День был прохладнее прежних, всерьез разыгрался декабрьский ветер. Туристов начало сдувать с пляжа, большинство ретировались обратно в Моссел Бей, где можно разбрестись по отелям и барам в ожидании улучшения погоды и новых развлечений. Хотя какие здесь развлечения, наблюдать за акулами, пингвинами, морскими котиками и прятаться от ветра попивая ройбуш или что покрепче.
Пока Пауло выглядывал Сагарику, сожалея, что до сих пор не догадался купить бинокль, он вдруг подумал, что у людей какая-то особая страсть к пингвинам. Даже Васко де Гама, которого Пауло просто обожал, записал в своем дневнике о том, как с удивлением наблюдал за множеством крикливых диковинных птиц вдоль побережья Южной Африки.
Что это были за времена, что за люди, Пауло восхищало и притягивало всё, что касалось первых открывателей морских путей из Европы в Индию. Он изучал их жизнь и приключения, знал множество деталей и даже помнил, что примерно в эти же дни флотилия под командованием Васко де Гама после многодневного шторма остановилась для ремонта в бухте Моссел Бей.
— Привет, — Сагарика стояла напротив и улыбалась так загадочно, словно знала все его тайны. Пауло от неожиданности резко спрыгнул с перил, запнулся и приземлился на колено прямо перед ней. Неловкость ситуации быстро разрядилась смехом и как-то естественно всё перетекло в разговоры, которые с этого дня у них не заканчивались. Сагарику нельзя назвать болтушкой, она вдумчивый и внимательный собеседник. С ней можно было говорить о чём угодно, она легко встраивалась в любую тему, умела сделать ее интересной.
Немного странно, но никто ни разу не поинтересовался о прошлом друг друга, о личной жизни, работе, семье. Им хватало других тем для бесед. У Сагарики были неожиданные для Пауло увлечения, например, русская литература, вот уж от чего он был максимально далек. Порой на Сагарику находила хандра, она плакала, глядя на жизнерадостную, как казалось Пауло, пингвинью семейку, занятую высиживанием птенцов и их выживанием.
Пауло познакомился с её отцом, тот приехал специально ради дочери и устроился в один из прибрежных отелей. Когда отец убедился, что парень безобиден, то без волнений отпускал на весь день Сагарику с Пауло на прогулки по побережью.
— Тебе не надоело здесь гулять, мы ходим по одним и тем же местам, то есть я хотел спросить, я тебе еще не надоел?
— Надоел? Ты даже не представляешь насколько для меня важна наша встреча.
Пауло замер, к нему начал подкрадываться забытый страх, но нет, просто волнение и ожидание, что она скажет дальше.
— Ты ведь знаешь, что я родом из Кочина?
— Твой отец говорил, что вы приехали из Кералы, но я не знал, что именно из Кочина. Здорово, там когда-то пришвартовались корабли Васко де Гама и Магеллана, крутое место, очень хочу там побывать. Васко, кстати, умер в Кочине, а позже его тело увезли в Португалию.
— Да, знаю об этом, конечно. Пауло, я хочу тебе кое-что рассказать, постарайся не перебивать, для меня важно чтобы ты уловил суть. Мы в Индии верим, что внутри всех живых существ есть атман, предвечная сущность. Атман нельзя сжечь, утопить, уничтожить, он бессмертен. Тело — это просто футляр, временная оболочка. К примеру, если сравнивать с манго, то косточка фрукта — это есть атман, кожура — тело, а мякоть — тот опыт, который получается при их интеграции.
— Если честно я далёк от этих тем, но ты продолжай, обещаю, я буду внимательно слушать.
— Я начала себя вполне осознавать примерно лет с пяти, и во мне уже находилось знание об атмане. В западной культуре эквивалентом этого понятия будет, наверное, «дух». Для нас рассуждение об атмане можно сказать норма. Правда не совсем нормой стало то, что довольно рано передо мной начали разворачиваться сюжеты, целая череда событий из моих прежних воплощений, я их смотрела будто кино.
Попадая в разные временные слои, узнавая истории, понемногу я начала понимать взаимосвязи причин и следствий. Никто не мог объяснить почему это со мной происходит. Родители возили меня по духовным наставникам, те подтверждали, что я вижу события своего прошлого, но это возможно скоро пройдет. Образы и правда, начали меня отпускать, но не забылись, они живут внутри, влияют на меня, я и сейчас могу многое рассказать. Есть одна история, для меня особенно тяжкая. Она в некотором смысле связана с тобой.
— Что за история? — Пауло напрягся и приготовился к боли, ему почему-то вспомнился загнанный бродячими собаками пингвин. Они с Сагарикой недавно пытались такого спасти, но ничего из этого не вышло.
— Это случилось, когда к берегам Кералы приплыли португальцы. Мой дух тогда был в теле красивой замужней женщины. Она шла домой с рынка, когда её схватили за волосы, поволокли на корабль и заперли в трюме. Там стояла невыносимая вонь. Не могу сейчас рассказывать подробности, что произошло дальше ты понимаешь. Только скажу, что это продолжалось долго. До момента пока ещё недавно цветущая женщина не стала подобием изорванного тряпья, втоптанного в грязные трещины дощатого пола. Она как в бреду нескончаемо твердила имена Рамы и Ситы, но потом ее мантрой стали гнев и проклятие. Пока ей не заткнули рот кляпом.
—Там был тот, кто теперь является мной? — Пауло от волнения заговорил по-португальски, но Сагарика поняла его вопрос.
— Среди них он был самый молодой. Его запустили в трюм последним. Поначалу он не собирался церемониться с женщиной, но случилось неожиданное. Он услышал её безумный стон, и его сердце дрогнуло. Он вытащил кляп и посмотрел ей в глаза. Ничего страшнее и прекраснее он никогда не видел. Это не были глаза жертвы, они излучали такой силы ненависть, смешанную со страданием, что парень чуть не разрыдался словно ребенок, увидевший смерть своей матери.
Несчастная прокляла своих мучителей и предрекла, что им не избавиться от силы её проклятия ни в этой жизни, ни в следующих. Пока нескончаемые страдания не очистят их тёмные души. Перепуганный португалец не понял ни единого её слова, но решил, что женщина молит о мгновенной смерти. Он выскочил в ужасе на палубу под дикий хохот своих товарищей, пока один из них не выкрикнул: «Она хочет, чтобы ее отдали откуда взяли. Швырни ее за борт, с ней кончено». К тому моменту на берегу поблизости от португальских фрегатов столпилось много местных мужчин, они были в ярости, несколько их жён уволокли в свои трюмы матросы.
Как только молодого португальца увидели с женщиной на руках, разъяренная толпа на берегу взревела и в сторону корабля полетели камни. Парень секунду колебался, а потом бросил тело в воду. И только упреждающие выстрелы его товарищей остановили взбешенную толпу вплавь ринуться к фрегату.
Пауло настолько провалился куда-то очень глубоко, что не сразу сообразил, что Сагарика давно уже молчит, пристально наблюдая как пингвинья семья отбивает нападение голодных чаек на случайно откатившееся яйцо и как подросший крокодилус прячется за спинами родителей. К счастью атака чаек быстро закончилась, пингвины оказались проворнее.
— Пауло, — Сагарика задумчиво смотрит на океан — сейчас где-то поблизости от нас должен находится Фёдор Конюхов. В одиночку на весельной лодке он пересек Атлантику, и в эти дни выходит в Индийский океан. Я восхищаюсь этим человеком. А угадай кого он мне напоминает? Тоже русского, но только писателя. Неужели не догадался, Пауло, ну почему ты совсем не читал русскую литературу, она же прекрасна. Конюхов для меня похож на Достоевского, да, он такой же невероятный. Тоже Фёдор кстати, и тоже бородатый, — Сагарика смеётся, внезапно поднимается и убегает, на ходу изображая руками взмахи вёсел. Сквозь ветер доносится ее голос, — Я обязательно тебе подарю его книгу, Пауло.
— Чью книгу, Конюхова или Достоевского? Куда ты, Сагарика, подожди, не уходи без меня! — Пауло сейчас догонит её, обнимет и будет целовать, он нестерпимо хочет её целовать. Спешно накидывая куртку, на которой Сагарика только что сидела, он мчится за ней и замирает. Ни в нескольких шагах, нигде насколько видят его глаза нет никого, ровным счетом никого. Дорожки над берегом пусты и лишь одно птичье перо послушно следуя за ветром, пишет по воздуху что-то невидимое.
В панике он исходил весь пляж спотыкаясь о камни и пингвиньи норы, но Сагарика растворилась, исчезла, будто её смыло волной или утащила акула. Он потерял много времени в этих поисках, пока не сообразил, что нужно бежать к её отцу. Тот выглядел совершенно растерянным, сказал, что ей немедленно понадобилось уехать, у дочери очень сложный диагноз, доктор в Керале советовал ей сменить обстановку, он привёз её сюда, а тут внезапно она решила вернуться домой. Вот, это она оставила для тебя. Отец Сагарики протянул книгу и Пауло мгновенно вспомнил, что в какой-то иной реальности он уже стоял на этой набережной, и ему откуда-то заранее известно, что на обложке книги будет написано — «Преступление и наказание».
Он сел на скамью и открыл книгу. Рядом с ним два океана шевелились как живые необъятные существа переговариваясь между собой с яростью и любовью голосами тысяч пингвинов. Но Пауло этого уже не слышал.
Марианна Яцышина
Фото на превью: автора
