Древний курган
Прядает ушами
Жеребёнок.Алексей Ким
— Похоже в этом сезоне до раскопа дело не дойдёт, мы месяц уже эту насыпь разгребаем, – Юрик подошёл к сидящему под навесом Золину. Тот внимательно разглядывал бронзовый наконечник на кожаном шнурке. Юрик вчера первым его заметил среди курганных камней. Но особо гордиться нечем, находка так себе, рядовая.
Юрику неохота быстро выходить из-под навеса под беспощадное солнце. Это первый для него полевой сезон. Работа на раскопе тяжёлая особенно если навыка нет. То ли дело Золин, начальник экспедиции, к тому же его научный руководитель. Он в поле как дома.
Когда начальник наконец повернулся, Юрик привычно ссутулился, ожидая недовольной реплики, мол хватит рассуждать, студент, за лопату. Но Золин неожиданно задумчиво протянул Юрику наконечник и бумагу с карандашом.
— Андрей Степанович, в смысле зарисовать, так я же рисую очень плохо.
— Зарисовывать не надо, без тебя обойдёмся. Прямо сейчас сядь и запиши всё, что тебе известно об этом предмете. Только давай без художественных отступлений, по существу. У тебя пятнадцать минут и никакой самодеятельности, — Золин надел рабочие перчатки и вышел.
Юрик уткнулся локтями в складной стол, положил наконечник перед собой, взял карандаш и слегка нажал тонким грифелем на желтоватую бумагу.
Перед нами рядовой образец бронзового наконечника стрелы с тремя заточенными ребрами. Наконечник боевой, в основании имеется характерный загнутый шип. Образец вполне типичен для скифского вооружения.
На предмете имеется особенность в виде просверленного у основания отверстия в которое продёрнут кожаный шнурок. Мог использоваться в качестве амулета. С учетом глубины промерзания грунта, сохранность артефакта удовлетворительная.
Лучше бы камни продолжил тягать, на фиг я к Золину подошёл. Никак не вспомню, кто мне говорил, что некоторые древние амулеты при соприкосновении с кожей человека могут начать «разговаривать», воздействуя каким-то образом на сознание и органы чувств. Бред, конечно, полный.
Проверить-бы, ну чисто ради эксперимента. Шнурок жутко засаленный, но как ни странно крепкий. Хотя ничего странного, он во льду, считай, две с половиной тысячи лет пролежал, что с ним будет.
Наконечник неприятным холодком соприкоснулся с кожей. Голова налилась тяжестью, глаза же наоборот, словно скинули туманную сетку. Ого, зрение обострилось, как у хищной птицы. Вон, шустрые куропатки разбегаются по низким кустам курильского чая.
Суслик застыл у камня и тут-же метнулся в нору. Пахнет конским навозом. Странно, поблизости ни юрты, ни чабанской стоянки. А по запаху стойбище, слышу ржание и конский топот.
Десятки копыт стучат будто бубны под приглушённые выкрики всадников. На них шапки, как птичьи клювы, войлочные плащи, кожаные доспехи. Да что, в конце концов, происходит? Хочется рычать и смеяться, то ли от радости, то ли от ужаса.
Несусь по раскинутой до горизонта горной степи, вскрикиваю и свищу от восторга. Впереди тоже кто-то мчится с громким гиканьем. Наслаждение и дикая жажда одновременно. Безумно хочу ледяной воды.
Конь под мной огненно-бурый с белесой гривой. После лихого галопа перешёл на рысь, тоже, наверное, мечтает поскорее увидеть воду. Бью его пятками по вспотевшим бокам. Вот и река. Неширокая, но такая бешеная, пузырится, бурлит, вскипает.
Мой конь довольно фыркает. На другом берегу раздается дружественное ржание. Ложусь на живот и с головой окунаюсь в речной холод. Только сейчас ощутил своё тело, крепкое, жилистое. На смуглом запястье свежий шрам, как резкий росчерк.
Неподалеку вижу остроконечные жилища, покрытые широкими пластами серой коры. Кобылы с жеребятами пасутся на каменистом склоне. Пахнет дымом, но не смолистым, а пряно-сладким, с лёгкой горчинкой. И ещё кислым копченым сыром, и скорым приближением осени.
Поднимается пёстрый войлочный полог, выходит высокая женщина. Тёмные волосы приподняты в хитрый узел, будто птичий клюв. Юбка в широкую полоску до пят перетянута цветным жгутом. Она медленно кланяется в сторону далекой снежной гряды и льёт из чаши молоко на землю делая вокруг себя несколько оборотов. Потом машет кому-то рукой и жестом зовет зайти.
Звенит в ушах от реальности происходящего. Собака где-то отрывисто лает. Не хватает воздуха. Жутко хочется выйти из-под навеса, запрокинуть голову, разглядывать скрученные свитки облаков и тонкие голубые ленты неба в просветах. Незнакомая тоска сдавливает спазмом, колет иглами слёз.
Юра зачерпывал себе из фляги уже третью кружку воды, когда под навес вернулся Золин. Тот сразу заметил, что наконечник небрежно оставлен на самом краю стола. Быстро убрав артефакт, недовольно взял желтоватый листок и на несколько минут замер.
— Юр, а ты после «сохранность артефакта удовлетворительная» на какую дальше письменность переходишь, никак не соображу? Похоже на тохарскую, не знал, что ты её изучаешь.
Золин не скрывая волнения разглядывал то листок, то студента. Юра с опаской косился на выведенные собственной рукой загогулины неведомой ему письменности.
Застывшей тетивой одинокого лука замерла под навесом тишина.
Крепкий чай, горсть сухарей. Так и промолчали-бы до сумерек, но Золин не мог больше дожидаться пока студент придёт в себя.
«Вижу ты серьёзно копнул, Юра. Ты только не уходи сильно в себя, давай всё обсудим. Я ведь тоже не сразу уловил в чём суть эксперимента. Был уверен, что это фантазии, воображение.
Лет пятнадцать назад мы копали у границы с Монголией. Как-то сижу над фрагментом шубы. Нарядная, кожаные аппликации, сухожильные нити, бисер пиритовый, всё как положено.
В нашей сибирской курганной мерзлоте, ну ты понял, эпоха раннего железа вся как на ладони, за что её и люблю, линзу эту мерзлотную. Так вот, шуба моя. Готовлю её для отправки, очищаю, раскладываю весь прилипший к ней мусор по фракциям. Увлекся, не заметил, как остался один, все спать ушли. А это, Юр, первое условие.
Нет, не первое. Для начала лучше, чтобы была органика. Это я не сразу понял. Не металл, не камень, даже керамика слабее работает. А вот кожа, шерсть, дерево, это подходит, особенно если они хорошо обработаны. Но лучше всего текстиль, обрывок верёвки может столько рассказать.
Ещё два условия нужны. Порой предмет подходящий, а вывезешь его из родной среды, и всё, он больше говорить не хочет, замолчит навечно под стеклом музейной витрины. И степень восприимчивости у людей разная. Кто-то вообще ничего. Но и тем, кто восприимчив, все равно навык нужен.
В общем фрагмент шубы. Провалился я с ней, Юрец, в такую глубь, что ни в одном кинотеатре подобных сцен никогда не увидишь. Там и схватка была, и свадьба, и гибель. Я потом записал всё, что смог. Но ты кому это расскажешь? Коллеги, да они меня засмеют.
После того опыта я за тему серьёзно взялся. Проштудировал всё, что было хоть как-то близко к теме, в основном на немецком, нашёл некоторые зацепки. Когда в поле оказываюсь, продолжаю экспериментировать, фиксирую, как оно в родной для предмета среде работает. У меня уже большой материал накопился, только обсудить пока не с кем.
А тебя я сразу заприметил, парень вдумчивый, головастый, дай думаю озадачу, ну если мимо, так мимо. Меня больше всего сейчас интересует твоя письменность, на моей практике такое впервые».
Золин всё говорил и говорил, будто пытался вытащить Юру из затягивающей воронки. Отчасти винил себя, что не предупредил парня, не подготовил. И тут же успокаивался, ну ведь получилось. И снова возбужденно что-то рассказывал в надежде что встретил долгожданного собеседника.
Юра его не слушал. Ему сейчас больше всего хотелось только одного — молча опустить горячее лицо в ледяной бурлящий поток. И чтобы ни одна золотистая травинка не нагнулась от ветра.
И потянуло горьковатым пряно-сладким дымом с другого берег.
Примечание:
В Горном Алтае в некоторых курганах скифо-сибирской Пазырыкской культуры обнаружены такие органических материалы как кожа, мех, войлок, хлопок, шелк и др.
Поразительная степень сохранности, с учётом что этим предметам в среднем 2500 лет, происходит за счёт климатических особенностей горной местности Южной Сибири.
В могильнике образуется т.н. линза мерзлоты за счёт попадания туда сезонной влаги, которая из-за низких летних температур замерзает внутри захоронения. Могильная яма таким образом постепенно заполняется льдом.
Этот феномен на данный момент хорошо изучен. В Гос. Эрмитаже можно увидеть, например, шерстяной ворсовый ковёр и другие уникальные произведения древнего искусства из Пазырыкских курганных комплексов.
На превью фото автора: всадник на петроглифе в урочища Елангаш, Кош-Агачский район, Республика Алтай
Марианна Яцышина
