Таёжная ночь, глубокая, звездная, силуэты горных хребтов над самой головой, и я сижу за столом, как поэт в ссылке. С гусиным пером в руках, чернила капают на бумагу, свеча горит, вдохновение. Такую картину я себе нарисовала, услышав, что можно пожить несколько зимних дней в таёжной избушке.
Начинаю собираться в дорогу. На одну ночь пойду, нет, на две, на неделю сразу. Буду писать, рисовать, столько всего накопилось, как раз время будет. Пока я так размышляю и набираю кучу бумаги и красок, понимаю, что одной ночи мне для начала хватит. Меня уже от одних этих мыслей потряхивает.
На снегоходе довезли меня почти до места и уехали по своим егерским делам на кордон. Договорились, что завтра на этом же пригорке буду их ждать. Осталась одна, бреду по снегу к избушке. Не по себе. Меня накануне предупредили, что волки в окрестностях промышляют. Действительно, вижу свежие волчьи следы, и рядом заячьи исчезают в сугробе. Избушка стоит среди раскидистых темных елей и пихт, вокруг горы и заповедник.
Открываю низкую дверь, железная печурка, охапка сухих веток на растопку, пахнет мышами и старыми сухарями. Пока вожусь, прибираюсь, дрова из-под снега добываю, печку затапливаю, совсем стемнело. В запасе у меня всего одна свеча и та никудышная. Нашла еще огарок за печкой. Не густо. Про свечи уже в дороге вспомнила, хорошо, что хоть фонарик не забыла.
Ладно, всего-то ночь одну. Люди так годами жили. Сама же хотела. Печурка прогорела быстро. А тут еще полночный ветер загудел, началась пурга. Свечка предательски погасла, вернее, прошипела парафином и огонек испарился. Показалось, что даже ветер стих на мгновение, так тихо-тихо стало и совершенно темно.
Лежу на жестких полатях, свернулась в клубок в своем спальнике, тело вроде пока не мерзнет. А на душе холодно. И глаза боюсь закрыть. Смотрю на маленькое окошко, как будто в нём моё спасение. А там темно, темно. Ни лунного света, ни звездных скоплений. Только ветер ухает старым рубероидом по крыше. Метель лютует.
Мысли прыгают, пищат, как испуганные птенцы. И сразу какие-то шаги, стуки, треск, вздохи мерещатся. Все страшные картины выскакивают как по щелчку. Лежу, думаю, дай сейчас хоть одной мысли волю, она разольется во мне, как нефтяное пятно по мексиканскому заливу.
Страх смешивается с отчаянием, создаёт ощущение колодца. Чтобы окончательно туда не соскользнуть, начинаю представлять будто иду по канату. Земля где-то далеко внизу, а я иду и смотрю на шаг перед собой. Ни единой отвлекающей мысли, только шаг, еще шаг, равновесие, снова шаг. А в руках у меня тонкий такой провод. Он светится в темноте.
Держусь за него так крепко, что он впивается мне в ладони. Совсем рядом переливаются, струятся невиданные звезды. Пульсируют гигантские планеты. Громадные протуберанцы отскакивают от солнца искусными эквилибристами.
Шагаю посреди ослепительного торжества по тонкому канату и ощущаю незнакомый мне никогда раньше восторг и нечеловеческое напряжение одновременно.
Где-то очень далеко улавливаю звуки ночной метели, как тоже фрагмент великого мира вокруг. В котором есть абсолютно всё. И эта избушка в тайге, и прогоревшая печка, и сугробы по пояс. Так и иду мысленно, шаг за шагом выверяя путь по невидимой струне.
Не помню, как заснула и когда наступило утро. Не спеша растапливаю печь, готовлю чай. Уходя долго еще оглядываюсь на избушку.
Хочу её в памяти сохранить, незаметную такую, посреди горных хребтов и хвойных великанов. И зачем я только на одну ночь пошла.
На превью фото: Павел Филатов
Еще история
Марианна Яцышина
