Вяжите крепче золотые нити

И каждый миг молитвенно стелите

Свою любовь, как маленький ковёр

Марина Цветаева

«Дато, возлюбленный мой, помнишь, как мы встретились у реки? Ты поил коня, а я на песке нарисовала двух птиц на миндальном дереве. Ты едва коснулся меня взглядом, но на песок у моих ног долго смотрел. Я скоро сотку ковёр для какого-то уважаемого господина, ты ведь узнаешь тех моих птиц на цветущем дереве? И про того господина, который украл меня и поставил следить за мной женщину с каменной душой, тоже узнаешь. Ты ведь заберешь меня отсюда, Дато?».

Лала, не спеши навивать тугую основу. Не торопись вязать непослушные нити. Ты саван ткешь себе, Лала, девочка, не твое приданое вручит твоя мать семье широкоплечего Дато, не ты с ликующим сердцем будешь стоять рядом с возлюбленным своим. Лала, берегись женщины в сером тяжёлом платье, её крадущихся шагов, её душного маслянистого запаха. Спрячь поскорее свои быстрые тонкие пальцы, пусть не тронет их её когтистый взгляд.

«Господин заказал тебе ковёр, шёлк для этого я тебе выдала, а ты только основу натягиваешь. Завтра я собственноручно выпорю тебя, криворукая, не для того господин согласился тебя здесь кормить, чтобы ты сидела и разглядывала облака за окном. Сюда многие мечтают попасть, ткать для такого господина большая честь. Отвечай, чего ты медлишь, или я доложу, чтобы избавились от тебя».

Лала, девочка, ты не сумела увернуться, когда за тобой прискакали, но ты так старалась оградить свою Гелику, младшую сестру, мамину любимицу. Счастье, что она вырвалась и стремглав помчалась в дом, а ты осталась стоять перед всадниками, беззащитная и разъяренная, не могла разглядеть кто они, солнце слепило глаза, а они хохотали над тобой, Лала. А потом подхватили и кинули на седло словно вещь. Ты так билась и кричала, что соседи выглядывали из-за оград, но увидев чьи люди тебя увозят, отворачивались в испуге.

Знаю, девочка, они заперли тебя в хлеву будто телёнка пока за тобой не пришла та, в безлико-сером и увела в мастерскую с тяжёлой дверью и решётками на узких окнах. Как же часто, Лала, ты теперь вспоминаешь свою тётю Пируз, как та усаживала тебя на высокие подушки у станка, чтобы ты дотянулась до первых ковровых рядов. Она знала какие ловкие у тебя пальчики, как ты подхватываешь самые непослушные нити и вяжешь, вяжешь ровные и прочные узелки.

Стучала тяжелая колотушка, поскрипывали старые ножницы тети Пируз и постепенно из шелковистой дымки возникали цветущие сады, которые создавали твои руки, Лала. А когда твои глаза начинали слезиться, сводить плечи и неметь пальцы, тетя Пируз накрывала стол во дворе под алычой, раскладывала по глиняным чашкам пряное сливовое ткемали, кукурузные лепешки, влажную киндзу, нежный сулугуни и твою любимую вяленую хурму.

Твоя мать сердилась, что ты ткешь в семье лучше всех, а тетя Пируз радовалась. «Вот увидите каких ковров вам Лалка ещё наткёт, про свою бедность забудете». Мать вздыхала и твердила про твой изъян. Да разве это изъян, милая? Но мать причитала, что никто не захочет в порядочную семью тебя забрать, даром что мастерица, то ли дело Гелика, как ангел хороша, разве только ткать не умеет, так пускай Лалка её научит.

«Гелика, сестренка, откуда ты здесь? Уходи поскорее, здесь плохое место, ни минуты здесь не задерживайся, кто тебе открыл дверь, неужели та женщина, смотри, она и тебя запрет. Гелика, прошу, передай Дато, что я в беде. К какой свадьбе успеть, что ты говоришь, сестра, милая, зачем смеешься над мной?».

Лала, девочка, не пытайся ускользнуть в незапертую дверь. Зачем тебе видеть, Лала, желанный взгляд оленьих глаз твоего Дато. Видеть, как сестра твоя, красавица Гелика будет разливать гостям золотисто-белое вино из высокого медного кувшина, как опустив глаза она запоет свадебную песню, как зажжёт масляный светильник и расстелет перед самым порогом ковёр. Тот самый, что с птицами на миндальном дереве.

Еще про ковры подробнее и  здесь  

Фото на превью: Harutyunyan Shushan

Марианна Яцышина