Николай Чепоков или Таракай. Художник рисующий стихи.
Поэт создающий странствия. Бродяга на перекрестке миров.
Улыбка знакомых — к чему?
Клевета недругов — к чему?
Дорога — мудрый учитель.
Мимолётное тепло костра — подсказка.
Клевета — сладкое яблоко
В горьком соусе добра.
Я рисовальщик собственных заблуждений”, — смеется Таракай.
Николай Чепоков, странствующий алтайский художник зовет себя Таракай, что значит бродяга.
“Вот так я когда-то раньше сидел у костра и рисовал. А когда была плохая погода – разжигал рисунками костер. Когда чай нужно было согреть или у костра переночевать…”
Рисует Таракай без предварительных набросков, сразу набело. И пишет на рисунках стихи.
Есть волшебный посох у меня.
С его помощью ношу своё богатство.
Погоду разную, ночь, день, события…
Всего не перечислишь.
Смеются надо мною — вот глупец!
Конечно, я глупец, ведь у меня мой посох.
Таракая спросили: почему все, что у тебя изображено, будто заключено в каплю или круг? – Таракай ответил: “Мир, в котором мы живем, он на самом деле очень крохотный и маленький, и он живой…”
На вопрос о свободе Таракай улыбается: “Для меня как свобода образовалась? В Горно-Алтайске я всех друзей объел. И потом уже было стыдно показываться им на глаза. И я начал расширять ареал своих похождений за куском насущным. И так вот сейчас получается, если я сейчас с Телецкого озера ломанусь осенью – к Новому году я прихожу к Тюнгуру. Это я по всем друзьям пройду – один раз покушаю. А потом, летом, я опять около Телецкого озера появлюсь. Это получается, в год друзья меня два раза покормят. Ну что это для них? И не объел, и сам сыт. А если дети у кого есть – придешь, сказку расскажешь, – вообще хорошо. И хозяева рады.
“Мы, люди, умеем очень легко за короткое время видоизменять природу. Я уже более тридцати лет брожу по Алтаю и вижу, как все жутко меняется. И я подумал, чтобы горы алтайские нарисовать в виде цветов. Это нам только кажется, что горы такие – не свернешь. Чушь собачья! На самом деле горы и весь мир до того хрупок – как цветы. И я решил горы в виде цветов нарисовать. А вот тут я нарисовал цветочных духов – забавные существа живые. А вот срубили деревья, а это цветы, и тащат их, пилят…
Привычен мне горький снег.
Грёзы мои согревают сердце.
Танцует мой старый плащ.
Не поймут путника зрители,
Укутанные духотой автобусов.
Дома, аилы, все, я рисую прозрачными и, собственно, видно, чем мы там занимаемся. Я порой и магазины рисую прозрачными. И видно, как там водку покупают. Но сейчас решил – хватит, не стоит… А если перевернуть, – то здесь – Чуйский тракт: крутые тачки ездят, КамАЗ, автобусы… И вот тут перейдешь, я иногда рисую такой переход через речку – приглашение в мой мир. Хотите – зайдите в мой мир и путешествуйте! Почему я постоянно рисую дома, аилы прозрачными? Потому что на самом деле оно так и есть. Это нам кажется – мы куда-нибудь зайдем, спрятались, и нас не видно. А фигушки! Мы у Хана Алтая как на ладони. И не спрячешься. Вот и я так и рисую”.
О Таракае говорит известный искусствовед Е.П. Маточкин: «Природные метафоры Таракая необычайно поэтичны и коренятся в возрождающихся языческих верованиях алтайцев, одухотворяющих всё сущее и с глубокой древности воспринимающих Алтай как Мать-кормилицу. Тогда и люди, и звери жили в согласии, а прародители вступали в любовную связь с тотемными предками.
Так, у Чепокова воскрешаются сакральные изображения женщины с барсом или маралом, ведущие свою родословную от палеолитического мифа о связи женщины с копытным животным. Эти его листы пленяют артистизмом линий, полных восточной неги и пылкой чувственности. Силуэты накладываются один на другой, контуры пронизывают друг друга и застывают в сладостной истоме. Кажется, сама Богиня любви направляла здесь его послушное перо».
— Что ты больше любишь рисовать: животных или людей? — поинтересовались у Таракая.
— Женщин, — смеется Таракай.
Устало Солнце показывать нам, людям
Как хрупки горы, беззащитны долины и не вечны реки,
Вздохнуло и отправилось спать!
Пришла ему на помощь скуластая луна,
Осветила она распадки серебром туманов,
Оживила горы суетой теней,
Озвучила Кадын песней о древних сказаниях
Но нет нам до этого никакого дела:
Мы строим свой, лучший мир.
Сколько нам осталось существовать
В собственной сказке, сколько?!
Может об этом нам скажет полноводная древняя Кадын?
Ушел за горы день, спряталось уставшее Солнце
Ночь наступила!
Обрадовались этому тишина,
Шорохи с темнотой и стали они рассказывать о том, что случилось днем.
Слушают эти сказки горы,
Курят свои вековые трубки,
Стелются, плывут их думы
Невидимыми призраками.
Никто этого не видит!
Но есть такие, как старый глупый дед Согон
Подслеповат он, но расскажет он всем, кому интересно, о том , что знают горы.
Есть у Таракая сюжет – рождение Иисуса Христа на Алтае: “Я так подумал… все говорят, что он родился на Востоке, в Палестине. Но я подумал: на самом деле Иисус Христос – он не родился когда-то. Он рождается… Это такое состояние, которое рождается в сердцах у каждого человека везде и постоянно”.
— А свою работоспособность как оцениваешь? – опять спрашивают у Таракая.
— Я только-только… когда крыша над головой у меня появляется, то тут у меня фонтан просто…
Пролетели летние дни.
Прохудились крыши лесов.
Осень заглянула ко мне в гости.
В старом плаще моём,
Оказывается, много дверей…
Сейчас у Николая Чепокова дом, жена, заглядывайте к нему на огонёк.
Сказка с иллюстрациями Таракая
Еще об одном поэте здесь
Марианна Яцышина